Николай Алексеевич Полотнянко - Всё где-то решено

Николай Полотнянко Всё где-то решено

Рассказы и повесть

* * *

Я весел был, когда в начале

Судьбы надеждами пылал.

Мне много счастья обещали,

Но я к раздаче опоздал.

За мной страны и душ разруха,

Кладбища мыслей и сердец.

И я давно уже не ухарь,

Не тот удалый молодец.

Печальна участь человека —

Смотреть и видеть мир насквозь.

Всё меньше в нём добра и смеха,

Всё больше горя, зла и слёз.

Всё меньше русского народа,

Не по породе — по уму.

Хотя есть вроде бы свобода,

Не отличить от света тьму.

Я весел был, когда в начале

Судьбы надеждами пылал.

Мне много счастья обещали,

Но я к раздаче опоздал.

Нос

1

В городских околотках, которые разрослись вокруг построенных второпях в войну заводов и постепенно сомкнулись между собой, образуя наш город, бабы узнают свежие новости в магазинах и на базарчиках, а мужики — возле пивных ларьков. А новости эти самые обычные: у женского населения — почём на базаре картошка, прибавили ли цены на продукты, а у мужиков — кто в вытрезвиловку попал, кому карманы очистили, в каком магазине бормотуху дают.

Не для сегодняшних читателей, а так, для истории, скажу, что пивной ларёк представляет собой фанерный или алюминиевый ящик с дыркой. Внутри ящика сидит разбитная бабёнка или краснорожий парень, которые разливают мутное пойло, именуемое пивом, в подаваемую им тару — от полулитровой кружки, найденной тут же, в кустах, до вёдер и канистр.

Не знаю, как в других околотках, а в нашем пивнушка начинает работать с самого раннего утра. Зимой, бывало, нигде ни огонька, только автобусы начинают ходить, а она, родимая, уже светится, какие-то тени шебуршат, снег скрипит. Мороз под сорок, а мужикам всё нипочём, пьют за милую душу, потом дрожат мелкой частой дрожью, охладевают до самого нутра, но всё равно пьют.

И раньше пивнушка не простаивала, а сейчас, когда безработица началась, вокруг неё всегда густо народу. На какие-такие шиши пьют?.. Это кто как вывернется. Кто у жены деньги последние сопрёт, кто просто дрожит и ждёт, что ему оставят в банке недопивок, кто пустую посуду сдаёт — по-разному…

В других местах, слышно, жгут эти самые пивнушки, дерутся. Нет, у нас тихо, в основном.

И вот в одно распрекрасное утро пришёл ко мне сосед с первого этажа, Сергей, мужик лет тридцати пяти, монтажник.

— Алексеич, выручай!

— Чем тебя выручить, Серёга? — говорю, хотя по опухшей роже вижу, что мужику требуется.

— Дай на банку пива. Вчера перебрал.

Деньги у меня были, и не жалко было дать, но бумажка больно крупная. Показал её Сергею.

Тот почесал в затылке. Потом говорит:

— Знаешь, что. Пойдём к ларьку, я банку куплю, а сдачу заберёшь.

Летом было дело. Надел я спортивный костюм, и мы пошли.

В бетонном колодце двора было прохладно и грязно. От мусоропровода несло овощной гнилью, в воздухе на ветру носились клочки бумаги. Здоровенные откормленные псы таскали за собой заспанных хозяев.

Через арку мы вышли на улицу, и попали в деревню. С десяток домов, уцелевших от сноса, утопали в зелени садов, пахло молодой росной травой и горьковатым дымком растопленной по случаю субботы бани. Кудлатый пёс, по-хозяйски разлёгшийся посреди дороги, поднял голову и проводил нас ленивым незлым взглядом.

Возле алюминиевой пивнушки толпились десятка полтора мужиков. Кто уже пил пиво, кто стоял в очереди. Серёга достал банку, взял у меня деньги и пошёл напрямую к амбразуре. Через мгновение он вернулся.

— Сдачи нет.

— Ну, возьми так. Пока пьёшь, продавец наберёт денег, — расщедрился я.

— Хорошо, я сейчас.

Через пять минут мы уже сидели на скамейке, и Серёга судорожно глотал пенистое пиво, крякал, снова глотал и, отпив половину трёхлитровой банки, удовлетворённо сказал:

— Вот теперь, вроде, полегчало!

Мы сидели не одни. Вокруг нас было ещё несколько человек из нашего дома, так, полузнакомые люди, с которыми я встречался в подъезде, на улице, изредка здоровался. Они тоже опохмелились, ожили, закурили и заговорили.

— Да, Борис, влип ты вчера! — сказал один из них, из соседнего подъезда, сварщик, своему --">