Святослав Юрьевич Рыбас - Варианты Морозова. Стеклянная стена

Варианты Морозова. Стеклянная стена

Варианты Морозова

I

Константин Морозов пропал без вести в июле тысяча девятьсот шестнадцатого года при форсировании реки Стоход, во время Брусиловского прорыва.

Двумя месяцами позже скончался его отец, Петр Ипполитович Морозов, уездный фельдшер. Он был огромного роста, черноволосый, хромой, ходил, опираясь на палку. Любил женщин, веселые компании, от спиртного не пьянел, а становился добрее и с чувством пел украинские песни. Когда случалось, что вдруг звали к больному, он для освежения дыхания жевал сухой чай и шел как ни в чем не бывало.

Из Морозовых остался один пятнадцатилетний Григорий, учившийся в полтавской бурсе. Смерть отца принесла ему освобождение от бурсацкой муштры, достаточно жестокой, чтобы связать смерть с радостью освобождения.

Старые бурсаки, попытавшиеся окрестить его шмазью всеобщей, загибанием салазок и другими традиционными мучениями, столкнулись не с обычной покорностью новичка, а с жестокой и злой защитой. Все же Григорий был скручен и подвергся обряду посвящения в товарищество, хотя два или три нападавших и остались с царапинами и синяками.

Григорий не отличался ни ростом, ни силой и походил на свою мать, сероглазую маленькую женщину, ушедшую в лучший мир, когда ему не исполнилось и пяти лет. Но были в нем упрямство и пылкость, он всегда был готов к нападению.

Как бы там ни было, три семестра Григория закаливали не жалея, и вернувшийся в родной город Старобельск пятнадцатилетний мальчик имел характер взрослого мужчины.

Он принял на себя дом и впустил жильцов. Товарищ покойного фельдшера, почтмейстер, взял Григория помощником бухгалтера, как сейчас сказали бы об этом — на полставки.

До восемнадцатого года Морозов, по-видимому, оставался в этой должности, а с зимы восемнадцатого необъяснимо сделался начальником Новоайдарской волостной милиции.

…Григорий Петрович, наверное, не подозревал, почему в Донбассе, к которому примыкал степной Старобельск, завязался один из самых сложных военных узлов. Сечевики гетмана Скоропадского, немецкие Soldaten, белоказаки Краснова, добровольцы Деникина, 2-я армия Украинской советской республики, дивизии Южного фронта РСФСР — огромные военные массы дрались на густонаселенном пространстве бассейна, измеряя свою жизнь захватом или сдачей шахтерских поселков, железнодорожных станций, уездных городов. Григорий Петрович был в самом низу войны и смотрел на нее сквозь прицел винтовки. Он освоил все системы — трехлинейку, «бердана» и «шош», румынские и австрийские трофейные, а также пулеметы «максим» русской и немецкой систем, «гочкис», «шош», «льюис». Рубить шашкой он толком не научился, клинок заносил так, что отсекал коню ухо.

Григорий Петрович не стал красным командиром, хотя был смелым бойцом; он не любил подчиняться, всегда был готов спорить, — однажды из-за него сорвалась отправка полка на фронт, и его чуть было не расстреляли, в другой раз он отбил у чужой дивизии три вагона с продуктами, потому что в его собственном полку сидели на голодном пайке. Скорее всего, ему прощалось за храбрость.

В двадцатом году Григорий Петрович снова стал начальником милиции, но не в Новом Айдаре, а в Райгородке. Ничего, кроме службы, всерьез не занимало его. Он жил, привыкнув к мысли о возможной смерти. Это был худший из всех видов одиночества. Однако война по-прежнему продолжалась, ей требовались и такие, подобные оружию люди. Она носила характер охоты: милиция, отряды ЧОНа и даже регулярная кавалерийская бригада гонялись за мелкими и средними бандами, насчитывающими от тридцати до пятисот сабель.

Хутора и деревни, постигшие искусство партизанской самообороны, были враждебны к новой власти, за которую только несколько месяцев назад они были готовы отдать жизнь. Теперь, когда на их землю больше не посягали ни белое дело, ни иноязыкий интендант, хутора и деревни желали, чтобы их оставили распоряжаться землей по своему усмотрению. В комиссарах продовольственной комиссии, забиравших хлеб для голодных городов, они увидели новых врагов. На теле республики зазияли огромные раны политического бандитизма, — так прочитал его внук Константин о том времени.

О чем мог думать Григорий Петрович, --">