Фёдор Николаевич Колесников - Зоя

Мещанство означает пить из старой облезлой кружки, когда новая в серванте стоит.

Высокое бетонное крыльцо занесено снегом. Тяжелая дверь с трудом поддается из-за сугроба. Зоя всегда приходит загодя, нужно все убрать и подготовить. Сегодня снег вот еще. Несколько минут, и сугроб легко разлетается в разные стороны. Лишь снежная взвесь еще какое то время, словно вальсируя, медленно опускается на ступени. Опираясь на лопату, она смотрит с высокого крыльца на дорогу. Город еще спит. Зима в самом разгаре, предрассветные сумерки особенно темны.

Легкой поступью по кафельному полу она идет по коридору к выключателю. Безжизненный белый свет наполняет зал, люминесцентные лампы приветливо потрескивают, радуясь очередному дню. Она идет дальше, не раздеваясь. Не смотря на отопление, в большом помещении прохладно, а деревянные окна затянуты даже не инеем, а льдом. Старые обшарпанные скамьи по обе руки от нее рассохлись от постоянной сырости, изумрудная краска поблекла и местами облупилась. Кажется, что они попали сюда прямо со страниц сказок Чуковского и вот-вот бросятся в пляс, распевая песни про Мойдодыра. При ярком свете все это выглядит уныло и нелепо.

Следующий зал еще больше. Тут нет окон, и лампы дневного света на потолке едва освещают его. В воздухе пахнет сыростью, с высокого потолка падают капли влаги, не исчезающий в любое время года конденсат. На потолке в углу зияет чернотой огромное отверстие вентиляции. Ощущение, что ты оказался в подвале средневекового замка. Глаза Зои постепенно привыкают к изменившемуся освещению, и она начинает свой ежедневный «ритуал».

Из года в год с неустанной монотонностью она проходит сюда выполнять свою работу, вспоминая лишь иногда, что мечтала о чем-то раньше. В голове роятся неоформленные мысли, словно мотыльки, бьются о лампу. Жизнь проходит своим чередом и каждый день похож на предыдущий, отличающийся лишь временем года. Менять она в жизни ничего не меняет. То ли из-за лени, то ли из-за боязни провала, а может в силу привычки. Иногда Зою как будто все устраивает, а изредка, как сейчас, обернется на прожитые годы и не знает, что она вообще тут делает.

На гранитных скамейках нужно расставить тазы, открыть краны, что б сбежала холодная и прибраться в парной. Парная маленькая комната без окон, с огромной каменкой посередине, вдоль стен высокий полок с лестницей, на котором стоять можно только согнувшись, либо сесть на маленькую скамейку. Кругом листья от веников, забытые рукавицы и шапки. Привычными движениями Зоя делает свою работу и идет будить Сергея.

Он и сторож, и сантехник, и электрик. В общем, выполняет всю мужскую работу, если не в запое. Когда то у него было двое детей, маленький дом в три окошка с огородом. Уважаемый человек, прораб. Пил он не больше других, наверное, как любой мужик на стройке, и жену вроде бы бил не слишком часто. Только позабыл, как так вышло, что здесь оказался. Сейчас живет здесь же в подвале, после того как жена выгнала из дома, здесь же и пьет.

Во дворе спуск в подвал банно-прачечного комплекса, слишком громкое название для муниципального учреждения на окраине города в неблагополучном районе. Маленькая железная дверь и лестница, уходящая резко вниз. Дверь плотно не закрывается из-за снежных заносов, на ступенях устойчивая наледь, превратившая их в опаснейший спуск. Лед местами пожелтел, Сергей тут же и испражняется. Внизу спуска площадка и еще одна железная дверь, тоже открыта. В подвале темно, душно и сыро, как в тропиках. Зоя шарит рукой вдоль стены, на удивление выключатели работают. По всему подвалу начинают потрескивать лампы. Она идет по узкому коридору в большой зал котельной, тут жарко, кислый запах вчерашнего пива, штукатурка в морщинах трещин. Комната Сергея через зал в углу.

Здесь света нет, загадочный полумрак. Топчан и тумбочка, все убранство. К запаху перегара добавляется не выветриваемый пряный запах пота и Беломора. Серега спит на полу, фуфайка на голое тело, трусы из обрезков старых портьер, которые сама Зоя ему и шила, и резиновые сапоги. И грустно и смешно, сколько таких вот замерзло по округе, типичный образ местного мужика. Руки и лицо в угле и мазуте, грязь настолько въелась, что он похож на далматинца.

– Серега, вставай! – тормошит его Зоя. – Что за скотина на мою голову!

В ответ только храп. Наконец в углу женщина замечает еще