Юлия До - Пуская мыльные пузыри

старшеклассников они стояли на столе и удерживали другие штуковины, которые Дениске пока были незнакомы. Сейчас на партах ничего не было. В классе было пусто, последний звонок в этой четверти прозвенел семь минут назад.

Учитель проверял тетради. Он нетерпеливо оправлял растрепанные черные кудри. На стрижку не было времени, да и идти не хотелось, Лев Георгиевич не любил, когда незнакомые люди прикасались к нему. Как назло, его парикмахер сбежал из города с молоденькой любовницей. Волосы щекотали виски и лоб, раздражали. Лев Георгиевич тихонько выругался.

Денис не расслышал, что именно сказал учитель, но был уверен, что это не: «Заходи, малыш, я не кусаюсь!»

Мальчик сделал три неуверенных шага. Постучал по открытой двери:

– Лев Георгиевич, можно?

Страшный человек поднял глаза на непривычно маленького ребенка. (Он преподавал с восьмого класса.) Дениска зашел. Лев Георгиевич уже не смотрел на него, опять проверял тетради.

– М-можно вас спросить? – робко спросил Дениска. Он остановился в четырех шагах от учительского стола и не решался подойти ближе.

Услышав в ответ звук, похожий на соединившиеся «угу», «р» и «ох», спросил:

– Какие у вас планы на сегодняшний вечер?

Удивленный взгляд из-под очков скользнул по Денису.

– Моя личная жизнь – не твоего ума дело, – ответил Лев Георгиевич. – Если отучился, иди домой.

Большая рука черкнула красной пастой в тетради, закрыла ее, пометила что-то в блокноте, расчерченном на маленькие столбики, придвинула следующую.

Дениска стоял без движения. Ждал чего-то.

Лев Георгиевич удивился, хотя виду не подал. Обычно, когда он, учитель, говорит, ученики повинуются. Такую дисциплину прививают в армии и семьях, в которых отец-одиночка, военный в отставке, делает из своих сыновей «настоящих мужчин». Отец бы гордился Львом Георгиевичем и его дисциплиной в классе №3.

К слову, Лев Георгиевич никогда не применял силы. И голос он повышал только в особых случаях. В чем же его секрет? У него почти не было мимики. Это пугало.

– У меня к вам предложение! – протараторил Денис. – Не хотите ли вы провести этот вечер незабываемо?

– На свидание, что ли, приглашаешь? Прости, ты не в моем вкусе, мальчик.

– А Любовь Григорьевна? Она в вашем вкусе? – нетерпеливо выпалил Дениска и зажал ладонями рот от волнения.

Большая рука замерла над недописанным словом.

– Златинина? – уточнил он, подняв на мальчика глаза. Неопределенного цвета, тусклые. Он был удивлен второй раз за день.

– Д-да, – кивнул Дениска. – Вы пригласите ее? Пригласите?

Лев Георгиевич снял очки, немного помолчал.

– Нет.

– Почему-у-у?

– Потому что я сказал: нет. Если у тебя закончились уроки, иди домой.

Черные кудри снова склонились над тетрадями. Рука вернулась к недописанному слову, но так и не закончила его. Лев Георгиевич исподлобья смотрел вслед уходящему мальчику.

Дениска всхлипывал. Он чувствовал себя ужасно и с трудом сдерживал слезы. Только не заплакать, только не заплакать. Его могли увидеть друзья, одноклассники, Наташа!

Плетясь в конце последней волны школьников, Дениска усиленно обдумывал то, что натворил и не мог исправить. Он поставил Любовь Григорьевну в ужасно неловкое положение, теперь она будет чувствовать себя дурой. А она не дура!

Знакомые голоса прощались, смеялись, желали друг другу хороших каникул. Один лишь Дениска грустил. Надо было объяснить маме, почему он задержался и почему он такой понурый.

Под ногами шуршали листья. Липли к подошвам.

У ворот – старых, железных, покрытых облупившейся черной краской – он увидел Любовь Григорьевну. Она помахала ему рукой. Дениска оглянулся назад. Да, именно ему.

Он помахал ей в ответ. Веснушчатые щеки, широко раздвинутые в улыбке, мокли от слез. Благо, начался дождь, скрывший это обстоятельство.

«Я не смогу сказать ей, – подумал Дениска. – Не смогу».

Балкон

Придя домой, Лев Георгиевич продолжал думать о том настырном мальчишке и, разумеется, о Любе. Последнее удивляло больше всего. Он не мог выбросить из головы эту излишне сентиментальную, неуверенную в себе женщину, носящую черный балахон и искренне верящую, что этот балахон скрывает отсутствие фигуры. Лев Георгиевич не мог спрятать ее портрет за мишурой формул, физический законов. Ежесекундно поступали приказы из главного штаба – мозга – прекратить тратить время и умственные ресурсы на бессмысленные рассуждения. Но – наверное, в первый раз в жизни – эти --">