Мин Чжин Ли - Дорога в тысячу ли

удар и пристально глядя на смуглое лицо хозяйки дома. — У меня есть внучка, но внуков нет, и девочка слишком много плачет, — продолжала сваха. — Помню, как держала на руках первого сына. Как я была тогда счастлива! Он был белым, как корзина с новым рисом, как новогодний рисовый пирог, мягким, как теплое тесто. Такой вкусный малыш! Ну а теперь он просто большой болванчик, — чувствуя необходимость добавить жалобу к хвастовству, сказала сваха.

Мать Хуни наконец улыбнулась, потому что сказанное вызвало у нее слишком яркие воспоминания. Какая старуха не желает взять на руки собственного внука? Она стиснула зубы, чтобы успокоиться, и подняла миску. Встряхнула соль.

— У девушки красивое лицо. Никаких оспин. Она хорошо воспитана и послушна отцу и сестрам. Не слишком темная. Маленькая, но с крепкими руками и ногами. Ей нужно набрать вес, но вы понимаете сами: у семьи трудные времена. — Сваха улыбнулась, глянув на корзину картофеля в углу, словно показывая, что откормить девушку не составит труда.

Мать Хуни положила чашу на прилавок и повернулась к ней.

— Я поговорю с мужем и сыном. На козу или свинью денег нет. Но мы можем отдать хлопок и зимние вещи.

Жених и невеста встретились в день свадьбы, и Чанджин не испугалась его лица. В ее деревне жили три человека с подобными уродствами. Она видела такое у телят и свиней. У соседской девушки было огромное клубничное пятно между носом и расщепленной губой, и другие дети звали ее «Клубника», и она не возражала. Когда отец Чанджин объяснил ей, что у мужа будет губа, как у Клубники, и кривая нога, она не заплакала. Отец сказал ей, что она должна быть хорошей девочкой.

Хуни и Чанджин поженились тихо и скромно, и если бы родители жениха не разослали соседям пироги с морковью, их обвинили бы в скупости. Но даже жильцы и работники были поражены, когда на следующий день после свадьбы молодая жена пришла, чтобы подать завтрак. Забеременев, Чанджин боялась, что ее ребенок унаследует дефекты Хуни. Первенец родился с волчьей пастью, но со здоровыми ногами. Хуни и его родители совсем не расстроились, увидев младенца. «Ты не огорчена?» — спросил Хуни у жены, и она покачала головой, потому что ей и вправду было все равно. Оставшись наедине с ребенком, Чанджин провела указательным пальцем вокруг рта младенца и поцеловала его; она никогда и никого не любила так сильно, как этого ребенка. Через семь недель он умер от лихорадки. У ее второго ребенка оказалось прекрасное лицо и хорошие ноги, но он тоже умер от диареи, прежде чем успели отпраздновать пэк-иль — первую годовщину его жизни. Сестры Чанджин, все еще незамужние, говорили, что у нее жидкое молоко, и советовали пойти к шаману.

Хуни и его родители не одобряли идею про шамана, но Чанджин пошла без спроса, когда забеременела в третий раз. Но к середине срока она почувствовала себя странно и смирилась с возможностью потерять и это дитя. Третий ребенок умер от ветрянки. Свекровь отправилась к травнику и заварила для Чанджин целебный чай. Молодая женщина выпила все до последней коричневой капли и извинилась за большие расходы. После каждых родов Хуни шел на рынок, чтобы купить жене водоросли для супа — они должны были исцелить ее чрево; после каждой смерти он приносил ей сладкие рисовые пирожки, еще теплые, и говорил: «Ты должна поесть. Ты должна восстановить силы».

Через три года после женитьбы сына отец Хуни умер, а несколько месяцев спустя за ним последовала и мать. Свекры Чанджин никогда не отказывали ей в еде или одежде. Никто в новой семье не ударил и не поругал ее, ни разу не упрекали ее и за то, что она никак не подарит им долгожданного наследника. Наконец Чанджин родила Сонджу, четвертого ребенка и единственную девочку, и все пошло хорошо; когда дочери исполнилось три года, родители смогли спать по ночам, не проверяя постоянно колыбель, чтобы убедиться: крошка все еще дышит. Хуни сделал дочери кукол из кукурузных листьев и отказался от табака, чтобы покупать ей сладости; они завтракали и ужинали втроем, хотя постояльцы хотели, чтобы Хуни присоединялся к их трапезе. Он любил своего ребенка так, как родители любили его самого, он ни в чем не мог ей отказать. Сонджа росла здоровой девочкой без дефектов, она часто смеялась, а отец считал ее настоящей красавицей, удивляясь ее совершенству. Немногие отцы так дорожат своими дочками; казалось, Хуни жил лишь для того, чтобы она улыбалась. Зимой, когда Сондже сравнялось тринадцать --">