Александр Юрьевич Шмелев , Иван Васильевич Шмелев - История села Мотовилово. Тетрадь 12

храпевшего мужа, впотьмах руками нашарила одежду и обувь, поспешно оделась, стараясь не скрипнуть дверью, тенью скользнула в другую половину избы. Свекровь пугливо и тревожно прошептала с печи:

— Ты куда?

— На двор схожу! — кратко ответила ей Наташка.

Свекровь встревоженно завозилась, забеспокоилась.

— Ты только недолго там, а то застудишься, на улице-то страсть как морозно.

— Я сейчас! — едва выдавила из себя слова Наташка, выходя из избы в сени.

Из сеней Наташка притаённо хмыгнула на крыльцо, не хлопнув дверью. Тяжело дыша, затравленным зверем, выскочила на дорогу, торопко засеменила по направлению Главной улице, где её родной дом. Вверху тёмная изрешеченная звёздами синь неба, а внизу перед глазами Наташки снежная кутерьма. Подбежав к родному дому, она робко постучала в окно своими прозябшими, дрожащими руками. Внутри избы вспыхнул робкий желтоватый свет, в просвете окна встревоженно засуетилась тень матери. Отворив сенную дверь, мать испуганно окликнула:

— Кто тут?!

— Я, мам, открой! — как из погребной ямы отозвалась Наташка.

Приглушённо охнув, мать впустила Наташку в дом. Переступив порог родной избы, Наташка заплакала, затряслась, забилась в рыдании. Всполошился и отец, но сразу поняв, в чём дело, снова улез на печь. «Что спохватилась, теперь икру мечешь!» — думалось ему.

— Ушла я, мам, от него на совсем, на вот, погляди, полюбуйся всю искусал, избил!

Наташка, не стесняясь матери, бессовестно расстегнув кофту, показала укус на груди, бесстыдно задрав подол, показала кровяные подтёки от Яшкиных щипков на ляжках.

— Батюшки! — ужаснулась мать. — Да он тебя всю избил, что на теле у тебя живого места нету!

— Житья нету, жизни не рада, — голосила Наташка. — Я как лярва тощая стала, юбка с боков сползать стала!

— Ну, так, милая Наташенька, раз ушла, то и не вертайся, а оставайся жить с нами! — без всякого рассуждения порешила мать.

— Да я туда свои глазоньки не покажу, меня туда калачом не заманишь.

Утром Авдотья строго приказала Емельяну:

— Отец, запряги-ка лошадь, да съезди за Наташкиным добром, привези сундук обратно, да смотри, всё ли в нём исцельно!

Емельян подъехал к дому зятя едва рассветало. Обалдевший от неожиданности Яшка, в адрес Наташки оскорбительно выругался, но в выдаче сундука не противился и погрузить его, и кровать тестю помог. Ехал по улице Емельян с Наташкиным добром с низко опущенной головой, его больно глодало внутри: досада, позор и стыдобище. Бабы из любопытства высовывались из окон изб, качая головами судачили:

— Видно, Наташка скоро замужем-то нажилась!

— Вроде и Масленица уже прошла, нынче Чистый понедельник, а Емельян, как в праздник с сундуком разъезжает! — ехидничали злые языки.

А Емельян, приехав домой с Наташкиным добром, выломав в избе кутник, установил на его месте койку, а сундук снова втащил в мазанку, где он стоял до дня Наташкиной свадьбы.

Проживя замужем четыре месяца, не поняв сущности супружеской жизни, Наташка снова вернулась в отцовский дом и снова зажила прежней (похожей на её девичью) жизнью. Обиды и боль, получаемые от Яшки, стали со временем проходить и забываться. А обид и болей со стороны бывшего мужа было больше, чем достаточно. Разобравшись в нецелостности Наташки, Яшка сразу же стал всячески измываться над ней. И, быв, по праздникам в гостях у тестя, старался в лице его и тёщи опорочить и остыдить Наташку. Для большей смелости он преднамеренно напивался, выпрашивая у тестя лишний стакан самогонки и залив этим своё горе, развязывал язык перед тестем и тёщей. Своим заплетающимся от перепоя языком, он язвительно приступал критиковать тестя, да и тёще доставалось, что она вырастила такую нежную, но нескромного поведения дочь Наташку. После слов с подковыривающим и явным издевательством над Наташкиными родителями, он начинал просто-напросто буянить: то стол опрокинет, то посуду перебьёт. При этом Яшка не забывал, уча жену, подвесить Наташке и пощёчину. Возвращаясь из гостей, Наташка в дороге высказывала Яшке замечая:

— Ты что, Яш, какой озорник. Словно бандит с ножового завода.

— Это я свой фасон держу. Ведь я тебе муж и дисциплину навожу, чтобы неповадно было. Тебя я ценю за красоту, а за проступок наказываю, — деликатно высказывался Яшка перед женой, своим пьяным, заплетающимся языком….

Теперь после того, как Наташка насовсем порвала связь с Яшкой, мать её, --">