Артём Владимирович Ляхович (Muzylo) - Логово Змиево

«Бека-Грандъ-Пластинка», «Экстрафонъ» с орлом, «Экстрафонъ» с девушкой и много «Зонофоновъ», как всегда. От одних этикеток слюнки текут… точнее, текли бы в детстве. А сейчас тоже должны были течь — и Лев почти верил в то, что текут. Одоробало он купил вдогонку своим детским вожделениям и говорил себе-маленькому, себе-Лёвику: «а вот и он. А вот и граммофон. Настоящий».

На самом деле он был уже почти безвкусным, как эта булка. И Одоробало, и пластинки, и книжки с ятями, и всё, что покупалось по следам остывших хотелок Лёвика. Мама презрительно отпихивала его зарплату, совала ему купюры на «нельзя быть голодным, желудок сам себя ест» — и Лев мог себе позволить и древнюю монетку, и фолиант, и пачку пластинок.

Всё это были как бы подарки тому Лёвику, давно уже прозрачному, которого Лев вопрошал, заглядывая в глаза: «ну как? нравится?». И сам же отвечал себе: «да, обалдеть, нереально круто». Лёвик уже ничего не мог сказать — он был прозрачный. Он просто смотрел откуда-то из своих дальних пределов, и всё.

Непонятно, откуда жила в нём эта тяга к старине. Когда Лёвик видел старинную вещь — внутри включалась зуделка, словно что-то пыталось вспомниться, но никак не могло и чесалось в памяти. Немедленно хотелось обладать этим старинным — будь то фолиант на стеллаже, особняк или пластинки на блошином рынке. Вобрать их в себя, сделать поближе, потому что нельзя нам отдельно, мне и всему старинному — Лёвик как-то чувствовал это, хоть и не понимал, откуда оно. Просто в нём зудело это «хочу», которое слышалось как «хочу сделать своим». Хочу, чтобы все норы, тянущиеся в прошлое, были со мной.

Сколько Лев помнил себя — он искал эти норы в каждом закоулке жизни. Собирался в школу — брал с собой ноты 1912 года, книжку «Наполеонъ» или хотя бы пару монеток, чтобы школа была не просто так. Ехал в троллейбусе — высматривал в окне старые дома (лучше дореволюционку, но её мало, так что и довоенка сгодится или хотя бы послевоенка, с лепниной). Тут главное — не проворонить очередного старого знакомого, успеть ухватить взглядом хотя бы крышу или полкарниза и сказать себе: о. Шесть. Или тринадцать. Или ещё какое-нибудь число из его ССС, Списка Старинных Строений. Для каждого маршрута имелся свой ССС: для школьного из семи домов, для бабы-Нелиного из девятнадцати, для базарного из шести. Такие маршруты казались Лёвику чёрно-белыми, и в них — цветные вкрапления ССС, и вот с ними поздороваться бы, не проморгать, иначе во всём будет ещё меньше смысла. Которого и так почти нет.

Эти кусочки цветного смысла были то кованой оградой на старом балконе, то пожелтевшей бумагой — на неё всегда откликалась внутренняя зуделка (и каким разочарованием было увидеть вместо ятей пресный шрифт семидесятых), — то часами с надписью Le roi de Paris, то венцом вожделений — старинным пианино, или ещё лучше — роялем с витыми ножками и клавишами слоновой кости.

В такую клавиатуру неловко было вторгаться: тронешь шёлковую поверхность клавиш — и сразу чувствуешь ток, щекочущий пальцы; а войти поглубже, добыть из них голос, заставить отозваться… В этом было что-то стыдное, интимное, и поэтому Лёвик стеснялся прилюдно играть на стариках. Недаром голос у них почти всегда был фальшивый, измученный. Казалось, что, если кто-то правильный коснётся этих клавиш, — они и зазвучат правильно: щемяще-благородно, как взгляды с пожелтевших фото, а не как у Лёвика. Хотя вообще странно, что старики не признавали в нём своего. Не зря говорят «расстроенный инструмент», думал он. Когда ты расстроен — с тобой не очень-то и поговоришь. Даже если ты человек, а не пианино…

Распахнулась дверь. Без стука, конечно.

— Я наелся, ма, — выдохнул Лев.

— А витамины? — отрезала мама, водружая перед ним миску с яблоками. Кислыми, августовскими. — И чтоб съел. А не так, как ты — понадкусываешь, и всё. Вон щеки зелёные.

Лев вздохнул и открыл ноут.

— Диссертация? — мама заглянула туда.

Лев выразительно посмотрел на неё. Мама надулась и вышла.

Это было забавно, — строчил он Панночке. — Что обычно покупают шестикласснику за то, что он отыграл на конкурсе и получил свой диплом, хороший мальчик, пуся моя? Трансформера.

--">