Артём Владимирович Ляхович (Muzylo) - Логово Змиево

Машинку. Наверно, приставку какую-нибудь. Видите, я даже не разбираюсь в этом. Когда мне полагалось любить трансформеры и приставки, я любил совсем не их. Совсем другие вещи я любил — и продолжаю любить. Ну, или зачем-то внушаю себе, что продолжаю. Вы не знаете, как отличить одно от другого?

Помню: май, всё зеленое, я такой весь из себя красивый, в белой рубашке без пиджака. Вообще мне не полагалось снимать верхнюю одежду и её заменители, но было так тепло, а я был такой хороший после конкурса — такой зайчик, диплом выиграл, котя моя, — что этих «надень пиджак» было всего три-четыре. Вместо положенной дюжины. А я шёл и радовался майскому ветерку сквозь рубашку.

Вообще представьте такого мальчика лет эдак непонятно скольки — ибо высокий, но вряд ли сильно взрослый. С виду мальчик как мальчик, смурной только, затюканный: всё время молчит, а когда не молчит — несёт какую-то дичь про змиевский пожар 1811 года. Или про то, как отличить оригинальные «Зонофоны» от копированных. И про такое всякое, о чём мальчикам никак не положено болтать и даже думать. А ещё этот мальчик играет на пианино. На пианине. На фортепиане. Слышь, а «Мурку» сыграй? Не умеешь? Как не умеешь? А что ты вообще умеешь? Ты ж этот, как его! Пиванист!

Пиванистом мальчик не сильно себя ощущал. Он был им, скажем так, редко — когда мама кричала «ну давай легато, ну пуся моя, ну что ж ты, бестолочь такая!». Или когда Сам входил в класс, и внутри холодело, и надо было, чтобы всё взяло и получилось. Ну или на концертах. Их было так мало, что мальчик даже не успевал испугаться.

И вот один из таких концертов впервые назывался «конкурс». На нём надо было играть не пьесу и не две, а чёртову кучу разной музыки. Точнее, две кучи: одну на первом туре и вторую на втором. Ну и что, что конкурс, решил мальчик, — пока не оказалось, что конкурс через неделю.

Нет, мальчик не подумал, что пора испугаться. Он если о чём-то и думал, то скорее о том, почему среди пластинок, которые дарят ему взрослые, нет ни одной дореволюционки, а только сплошные советские, со скучными звездатыми этикетками. На безрыбье, конечно, и они рыба, но…

Но за неделю Сам стал собирать всех своих, играющих на конкурсе, и возить на обыгрывания. Одно было даже в Беликове, куда пришлось ехать целых три часа на старом рафике.

И тут мальчик что-то почувствовал.

Во-первых, не просто концерт, где — вышел, сыграл и ушёл. Не просто концерт, а гастроли. То же самое, но совсем иначе.

Во-вторых, они впервые так долго были вместе — вся конкурсная бригада учеников Самого. Одно дело — сказать за кулисами «привет», отыграть и махнуть «пока», и совсем другое — трястись три часа кучей-малой друг на дружке. Тогда же, кстати, и выяснилось, что одно дело — пацанская шея и совсем другое — девчачья, пахнущая то ли духами, то ли пшикалкой-лаком, то ли чем они там все пахнут.

Их было четверо: мальчик, двое взрослых студентов и Алиса. Ну и мама мальчика. Впервые он чувствовал себя не с ней, а с ними. С нашими. С бандой победителей (а как же иначе), которые одни только на целом свете умеют правильно играть. С командой посвящённых, которые знают.

Никакой зависти не было, вот что интересно. Сейчас я не знаю, не было у всех или только у мальчика. Всегда ведь кажется: какой я — такими должны быть и все остальные. Остальные — это главным образом Алиса. Раньше они с мальчиком виделись («привет» — «пусти разыграться» — «пока»), но теперь он вдруг понял, что она — это Она. Вот вдруг как-то понял, и всё. Не головой, а шкурой, печёнками или где там эта антенна, которая ловит флюиды — от платья, которое шелестит, от волос, которые пушатся и пахнут вот этим самым, щекотным, от голоса, который вдруг стал тёмно-вишнёвым. (Вы знали, что голоса имеют цвет?)

Алиса была не просто, а гениальной. Бриллиант, звёздочка наша, Бог дал, аудиенция у президента, у папы римского, вот это вот всё. Неудивительно, что она получила первое, а мальчик — диплом. Она была старше его на целую вечность — на три года — и поэтому, может быть, была с ним нежной и заботливой, а не как все девчонки. Ночью, на обратном пути из Беликова, мальчик осоловел, и Алиса настойчиво предлагала ему

--">