Майкл Чабон - Тайны Питтсбурга

Майкл Чабон Тайны Питтсбурга

Посвящается Лолли

Каждый из нас украл у жизни свою долю удивительного сокровища дней и ночей.

X. Л. Борхес

1. Лифт идет вверх

Как-то в начале лета я обедал со своим отцом-гангстером, который в тот выходной как раз наведался в город по своим таинственным делам. Между нами только что завершился период неприязненного молчания — год, проведенный мной в любви и согласии, под одним кровом с хрупкой эксцентричной девушкой, которая категорически не нравилась отцу, что он и выражал с несвойственным ему пылом. Клер ушла за месяц до теперешней встречи. Ни я, ни мой отец не знали, что делать с нашей вновь обретенной свободой.

— Я сегодня утром видел Ленни Стерна, — сказал отец. — Он спрашивал о тебе. Ты ведь помнишь дядюшку Ленни?

— Конечно помню, — подтвердил я и вспомнил, как сто лет назад дядюшка Ленни жонглировал тремя кусочками сэндвичей в задней комнате своей грошовой мелочной лавочки в Хилл-Дистрикт.

Я нервничал и пил больше, чем ел. Отец аккуратно жевал свой бифштекс. Потом он спросил меня о планах на лето. Повинуясь приливу какого-то непонятного, но сильного чувства, я выдал что-то вроде того, что в начале лета буду стоять в холле роскошного тысячеэтажного отеля, где лифтовая площадка в милю длиной и бесконечный ряд обезьян-портье в красных ливреях с золотым позументом только ожидает знака, чтобы вознести меня на самый верх… Вверх, вверх, вверх мимо шикарных номеров карточных шулеров, шпионов и старлеток, прямо к причальной мачте цеппелинов на макушке в стиле ар деко, где они держат огромный дирижабль, величественно покачивающийся на свежем ветру. На пути к сверкающему шпилю я буду носить галстуки, много галстуков, и куплю пять-шесть сорокапяток, шедевры музыкального гения, и, возможно, чаще, чем следует, стану натыкаться взглядом на бугристые спинки долек лимона на дне бокала. Я заявил, что предвкушаю праздное времяпрепровождение с мятущимися женщинами.

Отец ответил, что я слишком взвинчен, что общение с Клер не лучшим образом сказалось на моей речи, но что-то в выражении его лица навело меня на мысль, что он все понял. Тем же вечером он вылетел обратно в Вашингтон. На следующее утро я впервые за несколько лет заглянул в газеты, интересуясь последствиями его визита. Разумеется, я ничего не нашел. Не такой он был гангстер.

Клер съехала тринадцатого апреля, забрав с собой всего Джонни Митчелла и полную аудиоверсию диалогов из «Ромео и Джульетты» Дзеффирелли — четыре кассеты, содержание которых она знала наизусть. На пути к финалу драмы «Арт и Клер», не оставлявшему места для секса и разговоров, я довел до нее мнение отца, считавшего, что моя подруга страдает ранним слабоумием. Отец всегда имел на меня сильное влияние, и я ему поверил. Позже я рассказывал людям, что жил с сумасшедшей и на всю жизнь наелся «Ромео и Джульеттой».

Последний семестр в колледже перетек в затяжную неделю экзаменов и пьяных откровений с профессорами, по которым я точно не собирался скучать. Тем не менее я пожимал им руки и покупал пиво. Последняя экзаменационная работа о письмах Фрейда к Вильгельму Флису^[1] заставила меня нанести прощальный визит в библиотеку, мертвое сердце моей альма-матер. В его белых молчаливых недрах я проводил каждое свободное воскресенье, пытаясь познать ускользающую от меня тайную радость изучения экономики, грустной и циничной дисциплины, выбранной мною в качестве профилирующей.

Итак, однажды в начале июня я завернул за угол бетонного здания, за которым начинались мраморные ступени библиотеки. Проходя вдоль коричневатых окон цокольного этажа, я посматривал на свое отражение, критически изучая собственную походку, кожаные туфли, взлохмаченные волосы. Внезапно я ощутил чувство вины, потому что за обедом отец, психолог-любитель, назвал меня «искренне самовлюбленным типом» и признался, что беспокоится, как бы мое развитие не остановилось навечно на периоде полового созревания. Я отвернулся.

Семестр официально считался законченным, и в это время в здании было мало студентов. Возле стойки библиотекаря маячило несколько небритых лиц с красными глазами, бессмысленно устремленными на коричневое солнце за дымчатыми стеклами окон. Я громко протопал по кафельному полу. Пока я вызывал лифт, чтобы попасть в отдел, где хранились --">