Турган Тохтамов - Старая мельница

Турган Тохтамов "Старая мельница"

1

Старик поднялся с белого камня и, сильно волоча ногу, пошел мне навстречу. Только когда я узнал его, это был Садык-ака. Я обнял его, руки ощутили под толстым халатом сухое, твердое тело. Он один из немногих, кто остался доживать в нашем селе. Я сказал ему все, что нужно сказать уважаемому человеку при встрече, и замолчал. Молчал и Садык-ака. Мы могли стоять рядом друг с другом и не говорить: каждому из нас было о чем думать. Потом он с тихим вздохом опустился на камень; глаза его смотрели далеко-далеко – в такую даль, которая, может быть, ведома только ему одному…

Я отошел в сторону, долго глядел на холм, на осевшее глинобитное село, на джигду, высохшую сверху и почерневшую… Река совсем обмелела. Вода змеилась меж камней, и вместе с ней по течению стлались ленивые щупальца водорослей.

Я снял рубашку, зачерпнул ладонями воду и стал медленно пить. Вода была холодной, она перехватила дыхание, колко прокатилась по горячему телу.

Я смотрел в реку, течение размывало изображение моего лица, а мне казалось, что я вижу себя мальчишкой в те далекие военные годы…

Проводив матерей и сестер на работу, мы сбегались к мельнице. Здесь была речка, дамба, был дедушка Утесав.

В те дни мельница подолгу не работала и вода бесполезно мчалась мимо обросших речной зеленью мельничных колес. Вокруг мельницы, на истоптанной пыльной земле, росла жесткая, колючая трава. Сначала Савут-ака яростно воевал с ней. Он извлек из сумрачного нутра мельницы косу, наточил ее. Но жало косы быстро тупилось на жестких стеблях чертополоха. Тогда старик сложил ладони перед лицом и проклял траву. Думая о его проклятии, мы каждый день смотрели на чертополох, ожидая, что он вот-вот пожелтеет, поникнет и исчезнет. Но трава продолжала наступать на мельницу… Савут-ака останавливался посреди чертополоха, что-то бормотал, кряхтел и, косясь на нас, начинал терять кулаками глаза.

Иногда кто-нибудь все же приносил сюда немного высохшего мелкого зерна. Его было столько, что зерно это можно было легко смолоть и дома на ручной мельнице. Но Савут-ака не ворчал, он с радостной готовностью лез на дамбу, открывал заслонку, и вода ударяла в мельничные колеса. Пока старик надевал фартук, кто-то из нас помогал ему завязать на спине тесемки, а хозяйка извиняющимся голосом говорила, что ей, конечно, стыдно заставлять работать мельницу из-за такой малости зерна. Савут-ака начинал суетиться вокруг жерновов и ругал женщину:

– Ай, глупая ты! Она без работы только портится раз ей положено молоть наше зерно, пусть мелет!

Он тер муку меж пальцев, склонял голову набок, словно прислушивался к чему-то, и бросался к жерновам. Мельник спешил отладить помол прежде, чем кончится зерно. Но и потом он не торопился отпускать хозяйку, медленно снимал фартук, лез на дамбу, перекрывал воду, сметал пером с жерновов муку и все говорил:

– Да не спеши ты, постой немного – не сгоришь! Вот только замету твою муку. Зачем мне твоя мука, а?

Когда женщина уходила, Савут-ака начинал осматривать механизм мельницы, как будто он мог сломаться за несколько минут работы. Все было в порядке. Мельник еще какое-то время стоял перед жерновами, словно жалея, что неполадка не обнаружилась, и шел к берегу реки. Здесь он, тяжело дыша, опускался на землю и принимался за дело, которое сам себе придумал. Из отмоченных в реке прутьев чия старик плел корзины и свивал жгуты для пшеничных снопов. Готовых жгутов было уже предостаточно, но Савут-ака продолжал плести их, веря в богатый урожай. Он часто смотрел на небо, брал в руки землю, мял ее, а вечерами стоял к солнцу лицом и убежденно твердил, что вот осенью хлеба у каждого из нас будет вдоволь.

И корзин уже было столько, сколько жителей в нашем селе. Корзины лежали горой в углу мельницы. От них пахло зелеными листьями и водой. Никто не спрашивал мельника, зачем он сплел так много корзин, хотя все знали, что сейчас они никому не нужны. Наполнить эти корзины было нечем.

Наверное, дедушке Савуту все-таки было скучно с утра до вечера возиться с прутьями чия, и потому часто он усаживал нас рядом и начинал рассказывать, как воюют мужчины нашего села. Каждый из них был отцом или братом кого-то из нас, поэтому рассказы были одинаковы, и мы никак не --">