Владимир Михайлович Андреев - Свидание

Свидание

Повести

Два долгих дня

1

Командир роты повел их через луговину.

Все дальше в сторону отступает река. Уже давно затерялась в густой траве виляющая вдоль берега тропинка, по которой они шли сначала.

Вправо горбом поднимается поле, затопленное до самого горизонта утренним солнцем. Командир роты подолгу смотрит на это поле, в какую-то там одну точку, и со стороны можно подумать, будто командир держит равнение на кого-то невидимого, как в строю…

Четыре солдата и сержант шагают сзади.

Сквозь усыпляющую истому жары, сквозь глухое позвякивание оружия, словно откуда-то издалека, пробивается тягучий голос пожилого солдата в засаленной пилотке:

— Ну, и травушка… Ну и корма…

Солдаты скользят глазами по земле и молчат. Бледно-алые и бледно-голубые, точно полинялые, цветы виднеются повсюду. Синеет вверху небо…

— Табун бы сюда… — продолжает, ни к кому не обращаясь, пожилой солдат. Его отрешенный взгляд устремлен в поле, но лицо, когда он говорит, остается странно неподвижным. — Проклятый Гитлер… — ругается он. — Все проклятый Гитлер…

— Да перестань ты, Шиниязов, — кричит чернявый солдат с ручным пулеметом на плече. — Заладил свою пластинку…

Шиниязов тупо глядит на чернявого:

— Ты чего, Симоненко?..

Симоненко машет рукой:

— Давай вперед, Шиниязов…

Синее бездонное небо вверху. Симоненко щурится, шумно вздыхает и вдруг подталкивает своего соседа локтем.

— Слушай, Забелин. Сейчас ротный подыщет нам пляж. Искупаемся?..

На лице у тощего, флегматичного парня недоумение. Он озабоченно поправляет на плечах многочисленную поклажу: две винтовки, две лопаты, плащ-палатку, шинель — и молчит.

— Сядем на бережку, Забелин, — тянет, ухмыляясь, Симоненко, — разденемся и будем валяться на песке до обеда. Уж поплаваем вдоволь. Поплаваем?..

— Я не умею плавать, — глухо отвечает Забелин.

— Не умеешь! — охает Симоненко. — Ай-ай-ай…

Забелин откашливается и шагает быстрее.

— Ну, вот к речке выходим, — тихо, сквозь зубы объявляет Симоненко, вглядываясь вперед. — Кажется, вправду командир подыскал нам подходящий пляж…

Луг полого поднимается на взгорок. Трава здесь реже, земля суше. Все ближе кусты прибрежного ольшаника. Река, очертив в своем течении прихотливое полукольцо, теперь снова рядом. Командир роты уже стоит на взгорке, расставив широко свои кривые ноги. Впереди опять пологий спуск; широкая, темная от зелени кайма лощины, поросшая кустарником, легла от реки вправо, огибая холм и расширяясь к лесу.

— Подходящий пляж, — цедит сквозь зубы Симоненко.

— Селезнев! — кричит командир роты сержанту. — Пусть складывают здесь, — он показывает рукой, где складывать. — А ты давай ко мне.

Солдаты бросают короткий взгляд на Селезнева и начинают освобождаться от поклажи. Осторожно кладет на землю свой пулемет Симоненко. У Забелина плечи заняты, он приседает неловко на корточки и, обхватив руками винтовки, пытается положить их на землю. Неудачно: лопаты, потеряв опору, ударяют Забелина в затылок.

— Растяпа, — шепчет Селезнев и идет к командиру роты.

Позади ухо сержанта улавливает треск разрываемой бумаги, чирканье спичек: Симоненко и его второй номер — Тарабрин закуривают. Шиниязов вонзил в землю лопату, повесил на черенок свою засаленную пилотку и растянулся на траве отдыхать. Забелин распахивает гимнастерку — грудь у него впалая, без единого волоска, — положил руки на колени и о чем-то задумался. А может, выражение у него такое, будто он всегда думает.

— Значит, так, Селезнев, — говорит командир роты, прицеливаясь глазами в сторону лощины. — Слева у тебя река, прямо — болото. Справа, как мне сказали, минировано, там пэтээровцы… Там порядок…

Селезнев глядит влево, прямо, вправо — куда показывает командир.

— Там никого нет, — кивает ротный на лощину. — Понял?

— Понял, — отвечает Селезнев.

— Вообще через болото они вряд ли пойдут. Но на всякий случай. Поэтому ты здесь. Понял? Значит, тут копай, — взмахом руки командир показывает, где копать. — Тут по ячейке выроешь… Пулемет, чтоб туда и сюда. Понял?

— Понял, — повторяет Селезнев.

Командир --">