Иван Сергеевич Шмелев - Том 7. Это было

Иван Сергеевич Шмелев Собрание сочинений в пяти томах Том 7. Это было

Е. Осьминина. Как это было

«Я в ужасе. Доходит до сердца. Кто-то отравляет нас токами (Вы не знаете!). Я борюсь с собой. У нас в семье наследственность ужасная. Мы все погибаем от этого проклятого электричества. Брат погиб, сестра… Теперь до меня. Но я борюсь и не хочу верить. Это только остатки наследственности. И потом – прошло время – мне доктора говорили, что лечили Корсакова, – мне уже 48 лет. А 48 лет – это уже 5 лет за пределом для того, чтобы уже не бояться этой проклятой наследственности»^[1].

«Но то была петля Рока. Этот Рок смеется мне в лицо – и дико, и широко. Я слышу, визг-смех этого Рока. О, какой визг-смех! Железный, в 1000° мороза – визг ледяного холода. Он заморозил мне мозг, и я точно весь из стекла-льда – вот паду и рассыплюсь. Не уписать в тысячу книг. Века в один месяц прожиты. О, я мог бы теперь писать о Роке, о страдании»^[2].

Эти письма дают представление о том, в каком состоянии Ив. Шмелев работал над рассказом «Это было». Шли самые страшные для него годы: 1919-1922-й. Страдания о сыне, неизвестность, догадка об ужасной правде – расстреле… В этих обстоятельствах и человек, не отягченный никакой наследственностью, способен сойти с ума.

Но Шмелев – не сошел. Зато сумел художественно изобразить сознание героя, находящегося в бреду и полубезумии: сдвиг времени и пространства, прерванные логические связи, странные выводы. То реалии первой мировой войны, то какая-то… Южная Америка; компания шпионов и страх за казну; оргии с гашишем и дорогими винами, а в конце – не то больница, не то тюрьма.

И все это тоже было, и все это наблюдал Иван Сергеевич Шмелев, закончивший свой рассказ 9 мая 1922 года, уже по приезде из красно-бело-красного Крыма в нэповскую Москву. Приведем в качестве своеобразного комментария следующие наблюдения очевидцев:

Вот Крым: «…целый ряд нездоровых явлений, мелкая и крупная спекуляция… Атмосфера загнанности, сменяющихся надежд и страхов способствовали возникновению самых фантастических слухов: об объявлении царя, о прибытии немецких аэропланов или о выходе в поход казачьей армии во главе с ген. Красновым. Возлагались огромные надежды на новые, более или менее серьезные изобретения. Так, например, 27 июля Совет при главнокомандующем ассигновал „не свыше шести миллионов рублей на устройство опытной станции“ для испытания изобретенного инженером-поручиком Ф. М. Синицыным „генератора вынужденных незатухающих колебаний для радиотелеграфных станций“»^[3].

А вот и Москва: «В России опять голод местами, а Москва живет, ездит машинами, зияет пустырями, сияет Кузнецким, Петровкой и Тверской, где цены не пугают <…> гладкое хайло – новую буржуазию». «Нэп жиреет и ширится, бухнет, собирает золото про запас, блядлив, и пуглив, и нахален, когда можно»^[4].

Что же касается основного сюжета рассказа, то только на первый взгляд он весьма далек от реальности. Это – изобретение (в числе других названий – «Последняя система») сумасшедшего полковника: волны лунного света способны нейтрализовать силу черных волн «радиокрови»; и бунт в сумасшедшем доме. Критика сразу отметила перекличку с известным рассказом Э. По «Система доктора Смоля и профессора Перро». Но отметила она и другое – злободневность сего безумного изобретения. Р. Киплинг писал Шмелеву: «One begins though it to comprehend in some small measure the deeps though which your land is passing»^[5]. A.B. Амфитеатров, анализируя ситуацию в Советской России, сравнил Ленина с сумасшедшим полковником и заметил, что все ЧК заражено массовым безумием^[6].

Нам, однако, кажется, что здесь не все так однозначно. Слишком уж симпатичен рассказчику сумасшедший полковник, слишком неприятны подчеркнуто здоровые люди. Не есть ли борьба лунных лучей с «радиокровью» – отражение борьбы белых и красных в общем безумии гражданской войны? Шмелев естественно должен был прибегнуть к аллегории: он писал рассказ в России и для России, и впервые «Это было» печаталось в московском литературно-художественном сборнике «Недра» (1923. № 1).

Следующие произведения из настоящего тома созданы уже в эмиграции. Только «Музыкальное утро» (впервые: Звено. 1923. 19 февр. № 3) набрасывалось еще в Крыму: в отделе рукописей РГБ хранится вариант рассказа с датой: «2 окт. 1920», заголовком «Колыбельная песня. Музыкальное утро» и подзаголовком «Будущим гражданам детям». Начало, --">