Владимир Яковлевич Ленский - Страшное

Ленский Владимир Яковлевич
Страшное

Владимир Ленский

Страшное

В большой, ярко освещенной электричеством, комнате, в мягких плюшевых креслах, за круглым столиком, на котором теснились чашки с кофе и рюмки с ликером и коньяком, сидели: Валентина Павловна, хозяйка квартиры, молодая, красивая женщина, блондинка, какая-то вся мягкая, женственная, напоминавшая волнистыми движениями своего нежного тела балованную, выхоленную, грациозно-кокетливую кошечку; Леля -- курсистка, жилица Валентины Павловны, двадцатилетняя девушка, недавно приехавшая из провинции, миловидная и простодушная, наивная и любопытная к жизни; немолодой, всегда хмурый, франтоватый, словно выутюженный барон Фельдгау, связанный с Валентиной Павловной более чем узами дружбы, но живший из каких-то своих соображений отдельно от нее и в обществе говоривший с ней на "вы", хотя все знакомые уже давно знали об их близких отношениях; студент Боба, фамилии которого никто не знал, молодой человек, уже совершенно лысый, пшютовского вида, с потасканной, серой физиономией, шепелявый и неумный, никогда не имевший ни гроша в кармане, но умудрявшийся кутить в ресторанах на чужой счет и жить весело и беззаботно, и, наконец, бывший приват-доцент неизвестно какого университета и факультета, Трузин, бритый, как актер, тоже лысый, любивший выпить, о чем свидетельствовал его большой, сизо-красный нос.

Комната, в которой заседала эта теплая компания, принадлежала Леле, согласившейся принимать у себя гостей Валентины Павловны за неимением в квартире другого, подходящего для этого, помещения. Было всего десять часов вечера -- время никчемное для привыкших к ночной, веселой жизни людей; нужно было убить еще час-другой, прежде чем куда-нибудь ехать, -- и они пока забавлялись коньяком и ликером...

Студент Боба не сводил с Валентины Павловны своих бесцветных, словно вылинявших, но всегда в присутствии женщин масляных глазок, которые он щурил, как кот на солнце, когда молодая женщина взглядывала на него своими красивыми сияющими, вызывающе смеющимися глазами. Сюсюкая свои пошлые комплименты, он трусливо, искоса уставлялся глазами в большой вырез ее белой шелковой блузки, из-под кружев которого выглядывала матовая бледность кожи прекрасной, юной, немного полной груди, или опускал глаза на ее маленькую ножку в бархатной, вышитой серебром, туфельке и прозрачном черном чулке, выглядывавшую из-под платья с пленительным лукавством наивно-откровенного кокетства. Валентина Павловна, поймав его на таком взгляде, бросала ему в лицо салфетку и заливалась звонким смехом, запрокидывая назад голову с пышной, из светлых, золотистых волос, прической "a la garcon" и по-детски кокетливо закатывая глаза; Боба смеялся вместе с ней, мешая с ее звонким, серебристым смехом свое хриплое, похожее на кашель, похотливое хихиканье и боязливо оглядываясь по сторонам, точно ожидая, что его сейчас прогонят отсюда. Когда-то Валентина Павловна училась в консерватории, прекрасно играла на рояле, из нее должна была выйти незаурядная музыкантша, -- но она закружилась в вихре развлечений и потеряла тропинку, которая должна была ее вывести на дорогу настоящего искусства, настоящей жизни. Порхая с бала на бал, из ресторана в ресторан, она, не подумав хорошенько, вышла замуж за первого, сделавшего ей предложение, -- пшюта и прожигателя жизни, который продолжал возить ее по ресторанам и шантанам, развращая ее постоянным пребыванием в обществе таких же, как и он сам, пшютов. Это окончилось тем, что через год, не раздумывая долго, она бросила его, увлекшись бароном Фельдгау, пленившим ее своим аристократизмом и свободой в обращении с деньгами, которые он швырял без счета. И с бароном она продолжала кружиться, уже потеряв всякое представление о настоящей жизни, жизни не только для тела, но и для души, утратив самое ценное в женщине и вообще в человеке -- внутреннюю чистоту. Для нее жить, значило -- веселиться, пить, флиртовать с мужчинами, создавать вокруг себя атмосферу чувственности и гореть, гореть в ней, не думая о будущем, не вспоминая прошедшего. Она давно бросила бы и барона, который скоро стал тяготить ее своим тяжелым характером, -- но она побаивалась его, он сумел внушить ей страх, который и приковывал ее к нему. Флиртуя с другими мужчинами и даже теперь забавляясь с Бобой, не представлявшим для барона никакой опасности, она все же, нет-нет, и --">