Владимир Дмитриевич Дудинцев - Повести и рассказы

Владимир Дудинцев Повести и рассказы

Станция «Нина»

Мы получили новый наряд на взрывные работы и всей бригадой по шпалам ушли далеко в горы. На шестидесятом километре оборвался рельсовый путь. На семьдесят шестом узкая площадка, вырубленная в каменной стене ущелья, уперлась в тупик. Все ущелье перед нами закрыл Собор. Черное подножие этого гранитного великана-обломка, издали похожего на церковь, подтачивала шумная река — вода уходила прямо под скалу. Отвесная стена, постепенно розовея, поднималась вверх к горной синеве и заканчивалась множеством красных маковок.

— Троице-Сергиевская лавра! — сказал наш бригадир Прокопий Фомич Снарский, глядя вверх.

В его бинокль я увидел между гранитными маковками желтые лишаи и спокойно перебегающих на выступах горных индеек.

В этот день Прокопий Фомич еще раз удивил бригаду своим искусством. Он осмотрелся и нашел в скалистой стенке, в ста шагах от Собора, пласт мягкого камня. Мы пробурили в скале два десятка шпуров — там, где он ткнул в камень мундштуком трубки. Зарядили шпуры взрывчаткой, подожгли бикфордов шнур и убежали за поворот. Раздалось два десятка выстрелов. Мы вернулись и увидели в стене квадратную нишу. Еще двадцать, еще три раза по двадцать выстрелов, и Снарский сказал:

— Вот вам и хата.

И сел на длинный камень около нашей пещеры, закинул ногу на ногу — весь желтый от паров взрывчатки. Шевеля длинными висячими усами, он солидно и обстоятельно стал приглядываться к гранитной громаде Собора. Мы знали своего дядю Прокопа и сразу поняли, что на этом камне он будет вечерами сидеть и смотреть на скалу — до тех пор, пока не взорвет ее. И, расчищая площадку перед пещерой, бригада оставила для него длинный камень.

Каждое утро, набрав в брезентовые сумки желтого, как яичный порошок, мелинита, мы всей бригадой уходили к семидесятому километру выравнивать полотно дороги и дробить крупные глыбы. «Бах-бах-бах!» — до вечера не умолкала наша стрельба.

Однажды, когда мы разложили по глыбам заряды и за укрытием ждали взрывов, к нам сбежала по извилистой овечьей тропке высокая кудлатая собака и за нею, словно камень упал на площадку, спрыгнул очень широкий и короткий мальчишка-киргиз с большой стриженой головой. Подошел и, как хозяин, сел возле нас на гранитную плиту.

— Это что? — посмотрел удивленно на отрезок бикфордова шнура в руке Снарского, на голубой дымок, что полз вверх по шнуру: — Это что?

— Здесь горит и там горит, — пояснил Гришука, самый молодой взрывник в бригаде. — Контроль. Как догорит, пойдет стрелять!

— Это ваша работа? Все? — спросил коротыш уже тише и махнул палкой вдаль. — Вся дорога?

Голубой дымок подполз к пальцам Снарского. И сразу вдали, над ущельем, возникли, клубясь, один за другим коричневые столбы — вверх и в стороны, и донеслось запоздалое «бах-бах-бах» — подтверждение слов Гришуки.

Мы познакомились с гостем. Оказалось, что Мусакеев не мальчик: ему шел уже шестнадцатый год. Где-то за скалами паслась его отара, а километрах в сорока от пастбища, в соседней долине, был его колхоз.

Он стал навещать нас каждый день. Гришука подружился с ним и даже дал поджечь бикфордов шнур.

— Это мелочь, — однажды сказал Гришука нашему новому товарищу. — Скоро не то увидишь. Будем Собор взрывать! Это целый вагон взрывчатки!

— Пять вагонов, — спокойно ответил Мусакеев, и черные глазки его уползли в сторону смеясь. — Эшелон!

Он так уверенно сказал это, что мы все, перестав улыбаться, уставились на него. Мусакеев хлопнул высокого пса по загривку, повалил его, и пес забил хвостом, радуясь ласке. Подняв на нас глаза, Мусакеев сказал неожиданно:

— Взрыва не будет. Около Собора каждый год ходят. Я говорил с геологами.

— Ну-ну, побеседуй еще! — Снарский добродушно засмеялся.

Засмеялись и мы. Откуда Мусакееву знать, будет взрыв или не будет? И все же он заставил нашего бригадира призадуматься. Ведь главный наряд — разработка семьдесят шестого километра — все еще лежал в конторе.

Пещеру свою мы обили досками и законопатили; это --">