Николай Илларионович Данилов - Граница проходит рядом (Рассказы и очерки)

вошел в конюшню.

«…Но время идет. Мы взрослеем. Нам по двадцать. Это такой возраст, когда люди уже могут зрело оценивать свои поступки. Знаешь пословицу: „Двадцать лет — ума нет, не будет“. Нас, по-моему, она не касается. В последнем письме ты решился открыто высказать свои чувства ко мне. Я этого больше всего боялась. Сергей, будь мужественным. Взаимностью ответить не могу…»

Письмо запрыгало. Солодов терял строчки. Он механически сунул сигарету в рот, но с одного раза не прикурил — дрожали руки.

«…То, что было между нами, — это дружба, хорошие товарищеские отношения. Я ими дорожу. Но ко мне пришло более высокое чувство — любовь. Да, Сергей, я полюбила… Кто он? Подруги говорят, что это обыкновенный парень, ничего в нем особенного нет. А для меня он самый красивый, самый умный, самый обходительный. Полгода назад он пришел из армии, работает у нас на заводе механиком. Как и я, учится на вечернем отделении, в политехническом… Не знаю, чем, но он затмил собою все. Кроме него никого не вижу, ни с кем не хочу быть… Не обижайся, ничего с собой сделать не могу. Будем по-прежнему друзьями. Я верю, и ты кого-то полюбишь. У нас здесь столько замечательных девушек!..»

Солодов пробежал до конца уже ничего незначащие ровненькие строчки и, смяв письмо, сунул его в карман. Что делать? Перед глазами стояла Нинка, счастливая, улыбающаяся. Такой она с ним была почти всегда, такой и запомнилась. От одной мысли, что она сейчас так же улыбается другому, до боли щемило сердце.

Сергей обвел глазами двор заставы. В курилке собралось человек десять. Взрыв смеха. Это ефрейтор Блохин, наверное, «травит» анекдоты. Часом раньше он был бы там. Но сейчас к ребятам идти не хотелось. Все вокруг стало ничтожным и ненужным. В груди пустота, как в порожней бочке. Даже табачный дым не берет. Солодов достал вторую сигарету, прикурил от первой.

Он уставился на противопожарный щит. К нему прикреплены ведро, кирка, топор, лопата. А вот и веревка. Когда ее успел Черненко повесить? Для какой она здесь надобности?

Кто-то выкрикнул его фамилию. Надо идти. Куда? Ах, да, ребята строятся на боевой расчет. Так было вчера, так будет завтра… А сколько таких дней еще впереди! Триста с лишним… Может, это и напугало Нинку?

— Ты чего, как вареный? Быстрее!

— Есть быстрее! — машинально ответил Солодов, но шага не ускорил: сержант всегда торопит.

Вот отделенный подошел к начальнику заставы. Тот слушает его и хмурится, делает какую-то пометку в тетради. Капитан часто хмурится. А ребята его уважают. За что, интересно? Жена капитана чуть смахивает на Нинку. Говорят, она мужа очень любит…

— Рядовой Солодов!

— Я!

— Завтра выходной.

А о чем до этого говорил капитан? Наверное, сообщал обстановку на их участке границы! Выходной в воскресенье. Это здорово! А зачем он ему? Может, отказаться? Кто-то будет рад, а ему все равно…

Но почему ребята так заискивающе ведут себя перед ним, рядовым Солодовым? Они не в меру веселы, лезут со всякими вопросами. Неужели догадываются? Ах, как тошно на все смотреть.

После отбоя кто-то сразу же со свистом захрапел. Ему «подтянул» второй. Сергей никогда раньше не замечал, что так противен солдатский храп. Может, и он так храпит? Как неприятно слушать!

Солодов встал, набросил на плечи шинель и вышел из казармы. Дневальный не преминул заговорить:

— Прогуляться?

— Живот расстроился, — пожаловался солдат и направился в конец двора.

А вот и угол конюшни. Здесь висит противопожарный щит. Солдат остановился, огляделся — никого, снял веревку и стал наматывать ее на брюки.

— Э-э, Серега, так не пойдэ! — дневальный по конюшне Сыч появился, словно из-под земли. — Цэ — казенный инвентарь. Поклады на мисце!

Солодов растерялся. Зачем ему веревка? Он размотал ее и покорно повесил на щит.

— Брюки плохо держатся, — это все, что пришло ему в голову сказать некстати объявившемуся дневальному.

— Да у тэбэ ж пояс е. Дирку подальше зробы…

— Верно, — буркнул Сергей.

Кто-то вышел из казармы и направился по давно проделанной тропке. Солодов узнал своего отделенного и нырнул за угол конюшни.

В казарму возвращались вместе.

— Чем думаешь завтра заняться? — спросил сержант.

Солодов никаких планов на выходной день не имел.

— Да, так… Письма буду писать…

— Целый день?

И вдруг солдата осенила --">