Анатолий Владимирович Софронов - Память, припорошенная снегом

контрнаступление, серый и злой вал гитлеровцев покатится от ворот России назад, вздохнут радостно люди, а затем кончится и война. Ведь мы и думать не могли, что все это продлится несколько тяжелейших лет. Любая частная победа… Ох, как она грела наши истерзанные души в ту суровую пору!

Начальник генерального штаба сухопутных сил фашистской Германии Гальдер записал в своем дневнике 3 июля 1941 года: «…Не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней». Гитлер в те же дни, проводя совещание в штабе группы армий «Север», заявил: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически войну он уже проиграл». Практически? А практически из Ставки нашего Верховного Командования через несколько дней после хвастливого распоряжения Гитлера в одну из воинских частей была отправлена немногословная телефонограмма, напоминавшая не столько военный приказ, сколько совет об экспериментальном испытании нового, не известного еще нам оружия: «Предполагается широко применить в борьбе против фашистов эрэсы и в связи с этим испробовать их в бою. Вам выделяется один дивизион М-8. Испытайте его и доложите свое заключение».

Я не читал заключение наших военных специалистов. Но я видел результаты испытаний эрэсов — «катюш».

На долю 20, 16 и 19-й армий выпала оборона Смоленска. И теперь еще, как сон, вспоминается все, что я тогда видел, будучи корреспондентом армейской газеты «К победе». По заданию редакции мы отправились туда, где все это происходило. Мы видели русскую нашу деревню, пустую, сожженную. Обугленные лошади в последнем скачке лежали на дорогах. Словно прокопченные восковые фигуры, сидели в блиндажах у пулеметов, в истлевшей одежде, гитлеровские пулеметчики. Их черные пальцы еще сжимали черные рукоятки пулеметов. Мы ходили по улицам русской деревни, не обращая внимания на слова политрука батальона: «Давайте укрываться, у них снайперы». Щелкнули где-то рядом пули — мы укрылись. Мы ходили в пыльных кирзовых сапогах по отвоеванной у врага земле, отвоеванной практически через десять дней после петушиного захлеба Гитлера. Мы шагали рядом с бойцами, командирами и политработниками, на долю и жизнь которых здесь, под Смоленском, так же, как и на других участках фронта Великой Отечественной войны, выпали в первые дни пусть небольшие, но победы, составившие через месяцы и годы предмостные укрепления грядущих побед.

Гитлер не увидел Москвы. В конце 1965 года, находясь в ФРГ, я разговаривал с одним бравым, седым, сохранившим военную выправку немцем. Он сказал мне:

— Я видел Москву.

— Когда?

— В ноябре сорок первого года.

— Это как же?

— Я был командиром разведывательного танка и с брони его в бинокль видел Москву.

Вот и все — «с брони танка». Парад гитлеровцев в Москве не состоялся. Состоялся их разгром под Москвой! Мы помним эти дни, в снегах и метелях. Помним тысячи гитлеровцев, вмерзших в дорожные колеи, запорошенных русским снегом. Помним трясущихся, обмотанных чем попало немецких военнопленных, заискивающе улыбающихся, дрожащих от холода и страха. Они дошли до Москвы, но в Москву не вошли. Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, вспоминая те дни, писал:

«На смоленской земле все возраставшее сопротивление советских войск, их героическая борьба опрокинули расчеты немецкого генерального штаба на безостановочное движение к советской столице. В Смоленском сражении гитлеровский план „молниеносной“ войны дал первую серьезную трещину. Попытка овладеть Москвой с ходу провалилась. Советские войска на два с половиной месяца задержали самоуверенных гитлеровцев, нанесли им значительные потери, заслонили Москву, выиграли время для организации обороны на пути к нашей столице».

Вот что такое «большое видится на расстоянье». Мы же тогда, если можно так сказать, физически не очень ощущали, что именно происходило на смоленской земле и какое значение имела битва, кипевшая на берегах Днепра, только начинающего здесь свое державное течение.

Теперь становятся понятными слова, сказанные генерал-лейтенантом М. Ф. Лукиным, назначенным к концу Смоленского сражения командующим 19-й армией. «У нас как-то принято считать: раз мы уступили поле боя противнику, значит, сражение считается проигранным. С таким утверждением нельзя согласиться». Да, с таким утверждением нельзя согласиться, особенно теперь, августовским днем 1967 года, когда мы ровно --">