Анатолий Владимирович Софронов - Память, припорошенная снегом

через двадцать шесть лет стояли снова на смоленской земле, ходили по смоленским улицам и паркам, любовались этим прекрасным городом, его землей, примыкающей к героической белорусской земле. Но тогда, летом 1941 года, все было иначе.

Однажды редактор нашей газеты майор Гвоздев вызвал меня в свою палатку и сказал:

— Софронов, вы поедете в Москву в газету «Красная звезда» за клише.

— Есть, товарищ майор.

Мне дали полуторку. Со мной отправился еще один из работников газеты, и мы покатили в Москву. Мы ехали ночью, и, лежа на сене в кузове полуторки, я с тревогой думал о том, какой же увижу Москву… Ведь как часто в Смоленских лесах мы слышали беспрерывный гул немецких бомбардировщиков, летевших туда, к Москве…

Въезжая в город, мы с радостным удивлением увидели, что Москва цела, что на улицах много людей, что девушки в пестрых платьях. На первый взгляд казалось, что Москвы война не коснулась. Мы не заметили ни одного разбитого дома. Жизнь шла, как обычно, мирным потоком. И только знакомые при встрече спрашивали нас: «Что там, под Смоленском?»

Мы выполнили свое задание, взяли в «Красной звезде» клише, еще какие-то необходимые материалы, подарки для военных журналистов. Два дня в Москве — и снова дорога в свою редакцию. Короткий отдых, а затем ночью поездка на передовую. Снова сон в кузове машины и пробуждение на дороге лицом в камни, со страшной болью в руке… Разбитый грузовик, дорожная авария… Где-то рядом гремели выстрелы. Где-то высаживался немецкий десант… Я лежал на земле с перебитой рукой…

Теперь уже на попутной санитарной машине меня снова отправили в Москву, в госпиталь.

Через четыре месяца я вышел из госпиталя в городе Горьком с тем, чтобы оказаться в середине декабря в заснеженной, настороженной, но боевой столице, с ее надолбами, с заклеенными окнами, гордой недавним разгромом немцев под Москвой.

Это был декабрь 1941 года, первая страница победы, после которой были еще три с половиной года жизни на фронтах, сложных и трудных. И была газета «Известия», в которой я всю войну работал в качестве военного корреспондента. И первым моим заданием специального корреспондента «Известий» был полет 6 ноября 1942 года через линию фронта в немецкий тыл к брянским партизанам…

Именно в то время вместе с композитором Сигизмундом Кацем была написана мною песня «Шумел сурово Брянский лес», которую я впервые спел партизанам тогда же, 6 ноября 1942 года.

Как и положено было в ту пору, мы никогда не раскрывали имен командиров и комиссаров партизанских отрядов. И в записной журналистской книжке они не были обозначены. А жаль, как бы хотелось назвать сейчас эти героические имена, каждое из которых как песня.

Словно бы в предчувствии этого, писал я в 1942 году в стихотворении «Письмо через фронт»;

Все запомнится, все без остатка,

Сохранится навеки любовь —

Не на белой от снега площадке,

Мы на площади встретимся вновь!

Мы обнимем друг друга, узнаем,

По глазам прочитаем о тех,

Кто когда-то протаптывал с нами

Сапогами не тронутый снег.

А быть может, не мы, а другие

Вспомнят в светлый торжественный час

Сыновей непреклонной России,

Воспитавшей на мужестве нас.

Все запомнится, все без остатка…

Лист березовый вновь зашумит,

И подымет лесная площадка

К небу памятника гранит.

…Весной 1968 года мы побывали в Брянске, встретились с теми, кто шел партизанскими тропами в суровые годы Великой Отечественной войны.

Молча мы стояли у величественного монумента, на котором были выбиты слова нашей песни, рожденной в 1942 году:

Шумел сурово Брянский лес, Спускались темные туманы, И сосны слышали окрест, Как шли тропою партизаны.

1969 г.

Так рождалась песня

Сейчас уже, конечно, стерлись в памяти какие-то подробности и частности, связанные с тем временем, когда рождалась песня «Шумел сурово Брянский лес». И все же… И все же уйти, изгладиться эти воспоминания не могут из памяти.

Труд поэта и композитора всегда очень ответствен и вместе с тем в чем-то всегда неизвестен. Помнится поздняя осень 1942 года, когда в Москве представитель Политуправления Брянского фронта Серафим Китаев встретился с композитором Сигизмундом Кацем и мной и передал нам просьбу тех, кто сражался в эти суровые дни 42-го в Брянских лесах, о том, чтобы мы написали для них песню.

--">