Леонид Николаевич Завадовский - Золото

вскочили до трех тысяч пятисот сорока. Вот в чем дело. Совсем не важно, играл я или не играл. Мигалов, скажи, прав я или не прав?

Мигалов залился краской от неожиданного вопроса: он, во-первых, не очень вникал в разговор двух служащих, во-вторых, не понимал, что означают акции, что такое биржевая игра. Недовольный и своим смущением, и своим невежеством, он вдруг рассердился неизвестно на кого.

— Правильно. А то мы забыли кое-что, не вредно напомнить!

Через минуту он поднялся, ушел к себе в комнатушку и принялся переодеваться для предстоящего визита к Лидии. Он любил это занятие: превращение из шахтера в чистенького молодого человека, но на этот раз мешали назойливые мысли о туманных дивидендах. Чувствовал стыд: какой-то обрюзглый бухгалтер свободно изъясняется непонятными словами, а он только и может выругаться, чтобы скрыть безграмотность. Снова переживая свое смущение, он почувствовал желание разодрать пошире слишком аккуратные прометки для запонок.

3

В оконце глядела вечерняя желтая заря. Жорж застал приятеля за серьезным делом. Мигалов, весь малиновый от напряжения, разглаживал брюки ладонями.

Жорж был в бархатной куртке с отложным воротником, в широких бархатных шароварах приискательской кройки — со множеством складок, с напуском. Ловкий стан опоясывал ярко-красный кушак, концы которого спускались по бокам и полыхали огненными языками. Сапоги полуболотного фасона из дорогого хрома, затянутые ремешками поверх стройных икр, отсвечивали блестящими бликами. Коренной золотоискатель, высокий, но не громоздкий, широкий в плечах, тонкий в бедрах, с вылитыми из бронзы головой и шеей. На чистый низкий лоб упала черная прядь, мешая глядеть. Морщась от боли, он расчесал гребешком густые, как мех, волосы, растянулся на койке, положил ноги на щиток и закурил папиросу.

— Слышал, что шахтная крыса делает? Обыскал двоих, отобрал золотишко.

— А ты лаз в «алтарь» хорошо заложил?

— Если руками будет щупать, — конечно, найдет, а так — ни один черт не догадается.

— Ну, ладно. — Мигалов выдвинул корзинку из-под койки, достал флакон и надушил одеколоном платок. — Надо идти. Пора.

Жорж уставился на приятеля.

— Что за чертовщину вы придумали. Свадьба, что ли? Приглашает и меня, говоришь, Лидка. С какой стати?

— Идем и больше ничего. Не пожалеешь, одно могу тебе сказать.

Приятели вышли из казармы, перешли уличку, миновали контору и задами выбрались на сухую тропу по полусопке. В наступивших осенних сумерках беспорядочно разбросанные домики прииска, крепежный лес, отвалы насыпи расплывались грязными пятнами, только ниточки откатных путей и лужи блестели отсветами зари. На низкое небо из-за пологих сопок наползали дымчатые тучи.

Друзья медленно двигались но тропе, и их разговор плелся возле последних событий на приисках. Жорж остановился, оглядел мертвые хребты, из которых выщипали не только деревья, но и последние пни, выпятил высокую грудь и втянул в себя пахучий осенний воздух.

— Эх, Коля, не хочется уходить. Будь они прокляты, эти лимитетчики.

— Не уходи, кто тебе мешает остаться старательствовать?

— Нет, этот номер не пройдет. Отдадут выработанные шахтенки, самые плевые, как дуракам игрушку.

— Неизвестно. Может быть, лучшие отдадут. Я не верю в их драги и машинизацию. Слыхал — бараки начинают пилить на дрова. Слыхал — копры снимают?

— Драги, что ли, будут ставить на месте каждого барака?

— Чудак человек! Ведь рабочих будет мало при машинизации, зачем же баракам гнить и разваливаться, когда дрова денег стоят. Лес далеко, а тут под боком, да к тому же сухой.

— Одним словом, Коля, тебе, я вижу, все равно. Ну, и мне наплевать.

Перед крылечком домика с чистенькими стеклами в окнах, через которые четко печатались узорчатые занавески, Мигалов остановился, снял картуз и пригладил белобрысые волосы. Странная робость охватывала его всякий раз, когда он входил в квартирку, в которой жила Лида.

Лидия, улыбаясь смешной растерянности Николая, с какой он осматривал галоши, не решаясь поставить их на чистый пол, приглашала:

— Проходите, пожалуйста. Коля, да проводи же товарища, что ты застрял в дверях! Самовар поставить или, может быть, выпьете сначала? Как у тебя настроение?

— Конечно, выпьем сначала, — согласился Мигалов и почувствовал облегчение. Свободнее задвигался и потер руки. — И самовар, конечно, само --">