Пятрас Цвирка - Мастер и сыновья

их в опасных местах дерном, по глубокому рву воду из ложбины спустили в реку и, переведя дух, ожидали новую весну. Были и такие, которые насмехались над работягами, обзывая все это новым Девейкиным рапапланом. Когда подошла пора нового паводка и тронулся лед, жители местечка, взобравшись на пригорки, беспокойно следили за прибывающей водой. Девейка, втыкая в берег колышки, наблюдал, как поднимается река, весело покрикивал соседям, что опасность минует. Два дня угрожала река общинному выгону и лачугам, но потом, словно утомившись, отступила в старое русло. Отступили голод и невзгоды. И удалось не только обуздать реку: когда солнце основательно пригрело, перед глазами узкополосников раскинулось обмелевшее дно, поблескивая плодородной тиной, — отвоеванный у воды огромный кусок земли, вскоре покрывшийся зеленой травкой. Неописуемая радость охватила всю общину

— Мастер, ты наш благодетель, — твердили все в один голос. — Что бы мы делали, если б ты помер!

— Ага, пожалели! А теперь уже могу подыхать?

— Нет, нет! — твердили все. — Не отдадим тебя курносой.

Счастливый день в жизни мастера, ради которого можно забыть о многих невзгодах, а заботы отложить на завтра! Сегодня не только праздник победы над рекой, но и крестины первого Симасова сына. Мастер пообещал своей старушке сделать ножную тележку, чтобы могла она в костел ездить, если только вымолит сынка для Марцелике. На этот раз сбылись мечты мастера: родился мальчуган. Едва только внучек издал первый писк, дед схватил его и усадил на книгу, чтобы вырос ученым, чтобы дальше видел, больше понимал. Немедленно завещал он младенцу и свой верстак, а теперь, рассаживая за столом своих крестников, велит им потесниться, чтобы зубы у внучка редкими не выросли.

Сам мастер выбрал внуку имя Йонас и целый день ни на минуту не отходил от малыша, все носит его на руках, сует гостям поглядеть, сам пеленает и нисколько не: огорчается, если крикун обмочит ему полы.

Изба мастера полна соседей, немало тут и молодых, которые заполнили поредевшие места среди стариков. Тут же и преемник Кризаса Доминикелис, вырос паренек, держит скрипочку портного, неплохо уже пиликает. Тут и будущие гончары, столяры, удивляющие мастера своими светлыми мыслями, зрелым разумом, а кое в чем даже и обогнавшие их, стариков. Отрадно Девейке глядеть на молодую поросль, которой предстоит побороться не с одним паводком, а кое-кому и с бурей в одиночку потягаться. Целая дружина отважных колумбов! Сидит мастер в компании, среди гостей, сношенек, среди уцелевших родичей, и созревает уверенность: нечего хныкать! Чем богаты, тем и рады. Вот и Аготеле по-прежнему жива, единственный зуб у нее, да и тот шатается. Но от нее, съежившейся, как облупленный гороховый стручок, уже ничего не осталось, кроме длинного носа. Как и прежде, она всех учит, бранит, но сама целый год не встает с постели: ноженьки-прутики не держат уже ее старых костей.

Но только мастер присядет к какой-нибудь вдове да обнимет ее, как матушка уже шамкает запавшей сухонькой губой:

— Знаю, что у тебя на уме, старик ты, старик.

— То же, что и на сердце: только ты глаза закроешь, я и приманю себе птичку. В твоем гнезде не вышло, может, с другой полечится… Ха! Да разве за меня никто не пойдет, да разве я не сумею себе еще троих таких смастерить! — поднимает он внучонка. — Опустело гнездо, так чего же ждать: чем больше пискунов, тем веселее. Только вот ты, маменька, никак глаз не закроешь… — пилит старик свою половину.

Он обходит вокруг стола, угощает, потчует, как петух, успевающий присмотреть за своим курятником: маменьку погладить, Марцелике поцеловать, другую обнять, Симаса — виновника торжества — потрепать. Он даже обрывает траур, так долго витавший над его домом, заводит песню, обхватив внука — будущего мастера, который, по убеждению старика, должен во всем его превзойти, ибо это легко узнать по упрямому, высокому лбу, по живым глазенкам, по тому, как внучек ловит Девейкину трубку.

И вот, порадовавшись со стариками, что будет кому оставить сверла, иглы, весла, мастер поднимает внучонка под потолок, задумав сказать важное слово, но в тот же миг, как и тогда, после борьбы с пчеловодом Адомасом, боль пронзает сердце, тело раскалывается надвое, и мастер, все же успев передать младенца в руки женщин, опускается тут же на пол. Умолкает песня, раздается общий стон, все окружают старика, но он еще приподнимает перекошенное лицо и --">