Вениамин Александрович Каверин - Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 2

воинственный окрик кучера, который был с ног до
головы завернут в какой-то удивительный, сшитый по
мысли самого губернатора, армяк.
Тронулись,—и Шпекторов облился слезами. Он за­
плакал тихонько, но отчаянно, слезы так и прыснули из
глаз, хохолок задрожал.
Я удивился.
— Что с ним?
— Трусишка! Он упасть боится. Петухов боится, гро­
зы,—с презрением сказал Шпекторов-старший. —Он один
раз у себя на подушке таракана увидал, так потом целую
неделю спал с мамой. В комнату боялся войти.
Мы не слезли с конки, потому что билеты были уже
взяты до самой бойни и обратно. Но всю дорогу Шпекто­
ров плакал, трясся, стучал зубами, и я напрасно хвастал­
ся немецкой кирхой, напрасно пугал его ужасами бое­
вых столкновений между учениками приготовительного
класса.
Домой я вернулся очень довольный собой.
— В нашем классе такой сопляк и трех бы дней пе
просидел,—сказал я няньке,—у нас, брат, кастетами де­
рутся.
Но осенью Шпекторов явился именно в наш класс.
Нагло свистя сквозь выбитый зуб, заложив руки в кар­
маны, он прошел между партами, не обращая ни малей­
шего внимания на насмешливые вопросы, которыми, по
обычаю, осыпали новичка.
Он выбрал самую последнюю парту, пристанище вто­
рогодников и «камчадалов», и, единственный из всего клас­
са, не встал, когда вошел учитель. Хмурый, решительный
сидел он во время первого урока и все трогал пальцами
крошечный нос. Хохолок был уже не испуганный, на16

против, хвастливый, и по этому хохолку видно было, что
и сам Шпекторов отчаянный хвастун и забияка.
Таков он и был.
Тихий немец, по фамилии Лютер, учился в нашем
классе. С детства приученный своим отцом говорить полатыни, он был ничем не замечателен, кроме фамилии да
высокого роста.
Едва дождавшись конца урока, Шпекторов пошел к
нему. Он шел медленно и по дороге часто моргал от пре­
зрения.
Без всякой причины толкнув немца плечом в живот,
он встал перед ним и задрал голову вверх.
Лютер пренебрежительно посмотрел на него.
Тогда, скосившись, встав на цыпочки, закусив губу,
Шпекторов молча двинул его по шее.
И немец вдруг упал.
Вытянувшись, закостенев, упал он на пол, а Шпекто­
ров, маленький, строгий, не спеша прошелся вокруг него,
посвистывая сквозь выбитый зуб.
Это было началом периода буйств.
В гимназии, где учителя, приходя на урок, вычесыва­
ли блох на классный журнал, а ученики, свято храня обы­
чаи бурсы, травили учителей хлопушками и нюхательным
табаком, он решался на такие шалости, что в конце
концов от него отступились самые отчаянные из камча­
далов.
Во втором классе он принес на урок истории револь­
вер системы Лефоше и при словах: «Александр же Маке­
донский решился идти в долину Ганга» — выстрелил в по­
толок. (С историком, почтенным, дебелым, сделался сер­
дечный припадок. Кадет по убеждениям, он вообразил,
что выстрел предназначался ему.) Шпекторова не выгна­
ли вон. Но три воскресенья он просидел в карцере на хле­
бе и воде. Он распевал Мальбрука, вырезал на подокон­
нике несложный гимназический лексикон и в конце кон­
цов был пойман классным наставником на том, что курил
в печку, и притом не табак, а мох.
Но все это и в сравнение не шло с другими его шало­
стями, отчаянными и смешными.
У знаменитого своей скупостью инспектора Лбова он
с двумя товарищами стащил шубу и, продав ее на тол­
кучке, накормил и напоил на вырученные деньги город­
ских босяков, с которыми был очень дружен.
Учредив в шестом классе сенат, он добился смертного
17

приговора над сыном местного городского головы, кото­
рый ходил в гимназию в мундирчике с серебряными га­
лунами. Галуны были срезаны, мундирчик содран заодно
со штанами, сын городского головы взят за ноги и брошен
в реку. По счастью, он умел плавать...
2

Так прошел еще год. Шпекторов мрачнел; на уроках
он появлялся все реже. Мы жили на одном дворе, и мне
случалось, отправляясь ранним утром в гимназию, встре­
чать Шпекторова возвращающимся домой.
Но была во всем этом одна черта, о которой нельзя
не упомянуть.
— Я изучал себя,-— сказал он мне однажды,— и ре­
шил, что подлец. Хочешь, докажу фактически?
— Докажи,— отвечал я с интересом.
— У меня, как ты знаешь, есть мать,— начал Шпекто­
ров,— и вот вчера она захворала. Как любящий сын, я не­
медленно же продал букинисту историю Платонова за
девяносто копеек и пошел в --">