Вениамин Александрович Каверин - Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 2

государствен­
ной власти!
Ребенок лежал на столе, розовый, толстый, плешивый.
Он закричал.
— Взгляни, он с тобой не согласен,— сказал Шпек­
торов.
— А ты?
— Я? Я думаю, что история — это мы. А мы не нуж­
даемся ни в иллюзиях, ни в игрушках.
Эсфирь таскала ребенка по комнате. Ее платье колы­
халось в такт с движениями тела.
Спите, куклы, ночь давно
Занавесила окно.
На печи спит Васька-кот,
По селу медведь идет,
Он на липовой ноге,
На березовой клюке.
Смотрит он во все углы
И скрипит «скирлы-скирлы».

— Ты внушаешь ему ложные идеи,— прислушавшись,
сказал Архимедов.
Она продолжала петь, сердито качнув головой, пока­
зывая, чтобы он говорил тише.
— Ты внушаешь ему ложные идеи,— шепотом повто­
рил Архимедов.
Шпекторов, смеясь, взял его под руку.
— Пойдем ко мне, здесь мы мешаем,— сказал он.
Шпекторов жил за стеной, и в его комнате все было
другим, даже пол и стены. Она была узкая, светлая, с вы­
соким белым бордюром, переходящим в меловую высоту
потолка.
На одной стене висела длинная турецкая трубка, на
другой изогнутый нож с арабским «Нет бога, кроме
бога» вдоль желобчатого лезвия, а под ножом — старин11

пый охотпичий рог, оправленный в кудрявое серебро
персов.
Все это было вывезено из Туркменистана, на память
о гражданской войне. Желтой, как масло, шторой было
задернуто окно, и стоял низкий ковровый диван, а на
письменном столе все было разложено аккуратно, удобно.
Идея отрицания случайности — вот чем был проникнут
этот письменный стол. Это было жилище человека само­
уверенного, честолюбивого, уважающего себя. И длинно­
ногого — маленький не согласился бы на бордюр.
Шпекторов повернул выключатель.
— Я понял наконец, почему мы не можем сговорить­
ся,— сказал он.— Тезис личной судьбы — вот что ты не
хочешь учесть в своих рассуждениях. На протяжении всех
культур — греческой, египетской, европейской — он казал­
ся вынесепным за скобки, свободньш от законов истории.
Мы тратим все силы, чтобы ввести его в эти скобки. Ро­
мантика? Выражаясь твоим языком, это псевдоним фан­
фар, о которых мечтают маленькие Бонапарты! Смотри,
ты поскользнешься на этой мысли! Я был бы рад, если бы
мне удалось заставить тебя...
Шпекторов открыл окно: толстый, похожий на медведя
человек с зонтиком и в калошах ходил по двору.
За стеной Эсфирь шепотом допевала песню. Она умолк­
ла на миг, потом снова запела:
Он на липовой ноге,
На березовой клюке.

Медведь — тот самый, на липовой ноге,— ходил по дво­
ру. Он взволнованно размахивал лапами. Потом нахлобу­
чил шляпу и встал посреди двора, закинув морду вверх.
Нет, он был не на липовой ноге; он был с зонтиком и в
калошах.
— Эй, что вам нужно?
Человек вздрогнул.
Он выбросил на землю камешки, которыми собирался
напомнить о себе, и отряхнул руки.
Упрямо мотнув головой, он снова принялся тыкаться
носом из угла в угол.
Всех в охапку заберет,
Всех в берлогу унесет...—

пела Эсфирь.
12

С ребенком на руках она внезапно появилась на по­
роге.
— Это ко мне,— сказала она скороговоркой и продол­
жала петь: — Это Танькин жених.
Архимедов кивнул головой.
— Кто это Танька? — шепотом спросил у него Шпек­
торов.
Мы с ним Таньку увезем,
Увезем ее тайком...—

пела Эсфирь.
Она ушла, качая ребенка, положившего кулачок на ее
лицо.
— Твоя жена, очевидно, задумала вмешаться в уголов­
ное дело,— с интересом разглядывая Танькиного жениха,
сказал Шпекторов.
Архимедов равнодушно пожал плечами.
Уложив наконец ребенка, Эсфирь в прозе объяснила
свои намерения.
— Танька — это моя подруга по институту. Они хотят
жениться, а им не дают. От половины восьмого до девяти
ее родители скрываются у родственников от налогов. Мы
нагрянем па квартиру, уложим вещи и увезем ее с собой.
— Это было принято у древлян,— заметил Архимедов.
Она ушла и минуту спустя вернулась, застегивая
пальто.
— А потом я должна явиться к родителям и объявить,
что больше они ее никогда не увидят.
Огромная тень металась по двору. Танькин жених не
находил себе места.
— Ну, что же, поезжай,— серьезно сказал Архимедов.
Она задумчиво поцеловала его.
— Присмотри за Фердипандом.
Архимедов закрыл за ней и вернулся.
— Уничтожение права на машинальное существова­
ние,— сказал он и сел на письменный стол,— я согласен
с тобой. С этого стоило бы начать новое --">