Вениамин Александрович Каверин - Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 8

заслужив глу­
бокую признательность автора пьесы, который был одно­
временно комиссаром части.
Актерские скитанья Савича отразились в повести «По
холстяной земле» (1923), написанной в беспокойной, бег­
лой импрессионистической манере. На первый взгляд
главные герои повести — актеры , а на деле — потрево­
женный приездом передвижного театра мещанский быт
какого-то южного города (очевидног Астрахани).
281

Лишь отдельные детали говорят о том, что повесть
написана профессиональным актером. Был ли им Савич?
Едва ли. Если вспомнить «Парадокс об актере» Дидро,
легко предположить, что в Савиче не было той необходимой
холодности, которая определяет расстояние между акте­
ром и лицом, которое он изображает. Думаю, что он при­
надлежал к тем артистам, которые хорошо играют только
себя. Расстояние — это видно по его записным книжкам —
пришло через много лет, и не для того, чтобы играть дру­
гих, а для того, чтобы увидеть и понять себя.
В 1923 году Савич ушел из театра. Он жил в Париже,
оставаясь советским гражданином и продолжая работать
в нашей литературе. В 1927 году вышли две книги расска­
зов — «Короткое замыкание» и «Плавучий остров».
Они написаны в другой стилистической манере, чем
повесть «По холстяной земле»,— от так называемого (в те
годы) орнаментализма Савич пытался перейти к простоте
классической прозы. И это удалось — по меньшей мере
в лучших рассказах («Никитин день» и «Конокрады»).
Заметны и другие влияния (Эренбург). Но не поиски стиля
останавливают внимание читателя в наши дни, через сорок
лет после выхода этих книг, а поиски характера. Что обще­
го между Ванькой Смехом, участником банды зеленых,
и аккуратным, безукоризненным, сдержанным Морисом
Потье, проводником международного вагона? Но общее
есть. Весело-равнодушный восемнадцатилетний бандит,
бесшабашный головорез вдруг возвращается к тяжело
раненному комиссару, взятому зелеными в плен и зарытому
в землю по горло. Он спасает его, а потом, вернувшись
в отряд, убивает своего атамана.
Магическая сила вырывает Мориса Потье из купе меж­
дународного вагона и бросает в пространство, где он «взле­
тает и ныряет без карт»,— пока не попадает в революцион­
ные годы в Москву, а оттуда в Сибирь. Сражаясь против
колчаковцев, он погибает с криком: «Еп avant, camarades!»
Главная улица сибирского городка названа именем Мо­
риса Потье, «жители зовут ее Ипатьевской».
Казалось бы, нет ни малейшего сходства в судьбах этих
людей. Но общее есть: они выбирают. В грохоте разъятой,
внезапно рухнувшей жизни, в сумятице случайностей,
в «безумном круженье по горам, в провалах и скатах»
они находят в себе душевные силы, чтобы выбрать свой
единственный путь. Это — выбор нравственный, выбор
света, поворот внутрь, к духовной глубине человека, к его
2S2

«человечности». Об этом написаны и другие рассказы:
«Иностранец из № 17», «Сказка о двух концах». Но выби­
рают не только герои. Выбирает автор — можно смело
сказать, что, несмотря на подражательность, неуверен­
ность, стилистическую шаткость первых произведений
Савича, ему удалось наметить ту психологически-нравственную основу, в которой впоследствии органически
слились и он сам, как личность, и его произведения.
3

Спокойный, положительный, порядочный, всеми ува­
жаемый человек, специалист по сукну, Петр Петрович
Обыденный неожиданно совершает очень странный посту­
пок. Он берет из открытого ящика бухгалтерского стола
сто червонцев (дело происходит в 1928 году), хотя они ему
вовсе не нужны. Берет не думая, машинально — и на
следующий день возвращает. Правда, не полностью. Пять
червонцев он успел одолжить своему квартиранту, актеру
Черкасу.
В губернском распределителе суконного треста —
смятение, почти катастрофа. Но все устраивается. Петра
Петровича любят и ценят, недостающие деньги тут же
собирают сотрудники. Провинившегося — тем более что
он безупречный работник — прощают. Его странный по­
ступок стараются не заметить, забыть. Но что-то остается.
Это что-то.— загадочность проступка, его очевидная бес­
цельность, его пугающая необъяснимость. Никто не верит,
что Петр Петрович взял деньги «просто так», даже его
жепа и дети. Случайность, которой могло и не быть,—
все-таки не случайна. Она опасна, несмотря на всю свою
ничтожность. Сама эта ничтожность знаменательна, --">