Александра Филипповна Колесникова - Обычная дорога российская

А. Колесникова
Обычная дорога российская　
Повесть-быль

Вместо предисловия

Александр Фадеев на протяжении нескольких послевоенных лет переписывался с другом детства и юности Александрой Колесниковой, учительницей из города Спасска-Дальнего. Письма писателя представили собой глубокосодержательную цепь воспоминаний о революционной молодежи Владивостока. А. Ф. Колесникова сохранила переписку, и впоследствии из нее сложилась книга А. Фадеева «Повесть нашей юности». Многих читателей невольно заинтересовала личность адресата: кто же она, А. Ф. Колесникова? На этот вопрос отвечает она сама в книге «Обычная дорога российская».　

Да, трудовой путь учительницы обычен. Работала в ликбезе. Преподавала в начальных классах. Закончила без отрыва от работы педагогический институт. Стала преподавать в старших классах, в вечерней школе. Трудилась с полной отдачей. Такое у нас замечают. Учительнице были вручены правительственные награды.　

То есть, это обычная трудовая биография советского человека, и интерес к ней — именно в ее обычности. В книге прослежен трудовой путь нескольких поколений русских людей. Подмечена тяга к знаниям, духовный рост от поколения к поколению. И в этом тоже интерес. Наконец, в книге показаны юный Фадеев и его молодежное окружение, а каждое слово о писателе-бойце нам дорого.　

Вот что сказал, прочитав рукопись А. Колесниковой, известный писатель, лауреат премии им. Горького Григорий Коновалов:　

«Читал с тем волнением, которое вызывают правдивые рассказы о жизни и людях, близких по духу и исторической судьбе».　

Сейчас Александра Филипповна Колесникова вышла на пенсию, живет в Волгограде. Член КПСС, она продолжает активно участвовать в общественной жизни. Помогает школе в работе с учениками. Проводит беседы и встречи с молодежью. Книга «Обычная дорога российская» — тоже вклад А. Колесниковой в общее наше дело воспитания молодого человека.　

В. Макеев.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кулачный бой

Давным-давно в селе Заборо́вке было…　

Вышли мужики на снег удаль на кулачках показывать. Поначалу стенка против стенки поодаль встали. Врослые мужики захлопали в рукавицы, завели:　

— Маленьки! Маленьки!　

На клич выскочили из той и другой толпы парнишки-маломерки. Носы к носам, как кочеты, начали дразнилки:　

— Рыжий!　

— Конопатый!　

— Сам ушатый!　

— А у тебя мать кривоногая!　

— Вот те за мать!　

В толчки, в тумаки и ну хлестать, распалясь, по носам и по ушам. И тут врослые, заражаясь азартом и нагоняя на себя злость, пошли стенка на стенку.　

— Я за мово Ваньку Гринькиному батьке юшку пущу!　

— А я Ванькиному старшому за Гриньку таку бубну вставлю!　

«Маленьки» из-под ног старших на карачках — и врассыпную. Большой бой пошел. Бьются и для поддержки злости орут кто во что горазд.　

— Гля, робя! Заборовски даже голь перекатную вывели!　

Это о Гоше Голикове один из богатеньких проорал. А Гоша в самом деле был из нищих нищий. И на кулачки его всем миром снаряжали. Кто валенки дал, кто армячишко, кто кушак. А потому снаряжали, что был у парня семнадцати лет рост — сажень, а в плечах — косая и кулаки по пуду. Попрек бедностью обидел Гошу. Но дрался он впервой и ударил неумело. Другие наотмашь и сплеча рубили, а Гоша посунул кулаком вперед себя, еще и споткнулся! Тут случилось удивительное: недруг вроде бы от земли оторвался, вкруг себя оборотился и грянулся плашмя лицом в снег. Страшновато получилось.　

Столпились вкруг упавшего, притихли. Перевернули болезного на спину — из носа кровь, изо рта кровь. Стали слушать сердце. Слава богу, жив. Понесли парня с поля на дорогу, к розвальням. Увезли. А Гоше приказали снять рукавицы. Старые, латаные. Ничего в них не было. Кто бился рядом, побожился, что ничего Гоша из рукавиц не выбрасывал. Все же оглядели снег вокруг. Убедились: честный был удар.　

Через несколько дней парень оклемался, но глух на одно ухо на всю жизнь остался. Потом Гоша узнал: не простит ему богатая семья того боя. Уряднику доложили: мол, со злобой дрался голодранец. От зависти к чужому добру и все такое. Мол, вообще убить хотел.　

Не хотел Гоша убить. Просто не рассчитал силы своего плеча, тяжести кулака, набрякшего от адовой крестьянской работы.　

Как бы то ни было, на время случай подзабылся.

--">