Саша Сотник - Шоумэнъ

легко поправимо.

— Не вздумайте. Почему вы такой молодой?..

— Лет через пятьдесят состарюсь, — пообещал я.

— Безобразие, — заключила она. — Как Марина это терпит?

— Кстати, — спрашиваю, — где она?

— Здесь. Это я. Детский сад, штаны на лямках!..

— Очень приятно! — Я пытался ее успокоить: — Не волнуйтесь, мы знакомы с Димой еще по музыкальному училищу, где я учился на актерском, а он — на струнном отделении. Он знает, кого приглашать, так что — не подведу.

— Еще бы! Только попробуйте! — Заявила она таким тоном, что мне почти захотелось подвести.

Дима ждал меня в гримерке. Он был бледен. Признался:

— Боюсь от стыда провалиться.

— Раньше надо было думать, — резюмировал я.

— Все билеты проданы! — Ужасался он. — Это катастрофа!

Марина строго меня наставляла:

— Димочка — гений, а все гении — трусы. Его надо продать на уровне Шатунова! Сможешь?

— Все так серьезно? — спрашиваю.

— А как же! Ты видел афиши?

— Не посчастливилось.

— Его песни оздоровляют, они заряжены положительной энергией, — тараторила Марина.

— А вас не смущает тема подросткового суицида, превалирующая в творчестве гения? — осторожно спрашиваю.

— Вот именно! — Обрадовалась спонсорша. — Через вербализацию подсознания мы избавляемся от дурных мыслей и возвращаемся к полноценной жизнедеятельности.

— Весьма спорно, — изрек я, чем навлек на себя искренний гнев:

— Вы кто: критик или конферансье? За что вам платят?

Пришлось ретироваться. Оставшиеся полтора часа я был вынужден наблюдать за страданиями солиста. Лицо Димы раз в пять минут регулярно меняло цвет с красного на зеленый и обратно. Иногда ему удавалось окраситься в эти цвета одновременно. Руки его дрожали, из носа текли сопли. Он сморкался и, тряся непутевой головой, повторял:

— Аншлаг — это безумие…

Марина принесла ему валерьянки. Дима выпил и посинел. Поклялся, что умрет на сцене как Мольер. Марина витала над ним подобно фее:

— Димочка, умоляю: любой каприз после концерта!..

Скажу сразу: полуторачасовое выступление — это сложно. Тем более, если у тебя нет ни музыкантов, ни подтанцовки. Ни на то, ни на другое Марина денег не дала. Я вышел на сцену и, стоя в ярком луче прожектора, торжественно объявил:

— Лечение души от суетливой каждодневной муки — вот предназначение автора и исполнителя песен, который сейчас явится вашему взыскательному взору…

Эту абракадабру, написанную на бумажке неразборчивым почерком, заставила меня произнести Марина. Она стояла за кулисами и вслушивалась в каждое сказанное мною слово. Лишь однажды я сбился, назвав красивую любовь "сивой". И вообще: что у Марины было в школе по русскому?

Она встретила меня за кулисами, показывая кулак:

— Ты что, читать не умеешь? Что ты молол?

— Что было, то и молол, — отвечаю.

— Зачем ты назвал Диму каплей свежей волны?

— Ты же сама так хотела! — Я тоже перешел на "ты" без предупреждения.

— Да, но почему — капля? — возмутилась она.

— Это образ, импровизация.

— Больше никаких капель, — приказала Марина. — Все пошлости согласовывай со мной.

Мне было все равно. Правда, спустя минуту мое равнодушие уступило место волнению за артиста. От страха Дима напрочь забыл слова. На сцене он был подобен Тесею, узревшему голову Горгоны. Певец невпопад открывал рот и выкатывал глаза, силясь попасть в фонограмму, звучащую в колонках. Помимо этого, у него развилось общее окоченение. В принципе, трагическая тема композиции соответствовала поведению исполнителя, и поначалу зритель решил, что подобная пластика вполне органична. Но уже на следующей песне первые ряды охватило беспокойство: болезнь Дмитрия Чумака явно прогрессировала, стремясь угробить вокалиста прямо у них на глазах. При этом энергичная мелодия только усугубляла подозрения. Партер сочувственно зашептал, а неблагодарная галерка выкрикнула несколько издевательских реплик. Марина скомандовала:

— Срочно спасай положение.

— Как? — спрашиваю.

— Не знаю. Сделай что-нибудь. Солги или спошли.

По окончании второй композиции я вылетел на авансцену и, отобрав микрофон у полуживого дебютанта, включил магию вранья:

— Да, дорогие зрители, — вещал я, — именно так действует энергетика толпы на подлинного экстрасенса. Не удивляйтесь такому состоянию, ибо оно отражает натиск ваших флюидов!

Зрительный зал недоверчиво загудел. Я --">