Александр Геннадьевич Карнишин - Картоха

Александр Карнишин КАРТОХА

Дунуло ветром, как из-под грозовой тучи. Качнулась трава. Тревожно сбилась с долгой радостной трели какая-то пичуга в зарослях.

— Ну, дружище…

Рука задержалась в руке после молодецкого рукопожатия — с замахом от плеча и с громким шлепком, как в студенческой юности. Потом они одновременно потянули друг на друга, обнялись резко, похлопывая по плечам, по спине, скрывая глаза.

— Ну, вот, так, значит…

— Это сколько же? Пять лет, выходит, что ли? Или уже больше?

— Пять с половиной. Ты как раз по осени уехал.

На дворе цвела весна. Вернее, цвели деревья, какие-то кусты, плотно покрытые мелкими белыми цветами, сладкий аромат от которых шел плотной волной, накрывая с головой. Приезжий вдыхал глубоко, смотрел чуть растерянно по сторонам.

— Какой тут у вас воздух!

— Да, уж. Как пишут в книжках — просто режь его, да на хлеб намазывай. Я-то привык уже, а поначалу ведь тоже, как ты. Вдохнешь вот так и наслаждаешься.

Они помолчали еще, присматриваясь, вспоминая, начиная привыкать заново. Было время, когда каждый день — рядом. Работа и дружба. Дружба и работа. Девчонки, было такое дело, ревновали даже. И к дружбе, и к работе.

— Ну, пошли, значит?

— У меня тут гостинцы с собой. Народ приветы тебе передает.

— Наши гостинцы, мужские? Сегодня же и оприходуем, посидим с тобой вечерком. Пошли, пошли, тут совсем близко — пешком, так всего минут десять. И по деревне заодно пройдешь, оглядишься у нас тут немного. Да и мне заодно будет лестно — вон какие люди ко мне ездят! Уникальные, черт побери!

— Да ладно тебе… Мне и так уже бывает… Стыдно, что ли. Что я сделал-то такого особого?

Что он сделал — знал весь мир. Сделал он и такие же, как он. Молодые еще, а уже доктора наук, академики. Орденоносцы. И дело не в статьях или монографиях — в самом их научном деле. Проколы пространства, перенос предметов все большей и большей массы на определенное заданием и точно вымеренное расстояние. Наконец, эксперимент с человеком. И все это за каких-то пять лет. То есть, уже почти шесть, выходит.

— А ты-то здесь как?

— Я здесь, дружище, учительствую. Как в старых книгах, как в кино. История у меня во всех классах, обществоведение разное… А бывает даже, что и физкультура. Вот ты не смейся, не смейся — у нас тут такая специфика, что каждый — за каждого. Кадров-то нет лишних, чтобы замены делать.

— Пишешь? — прищурился приезжий.

— Пишу помаленьку, ага. Пытаюсь, вернее. Но всякая текучка бытовая одолевает, понимаешь. Времени совсем ни на что не хватает. То одно вдруг наваливается, то другое… Тут, ведь, знаешь, само время совсем иначе течет. Прямо, как в наших теориях, — хохотнул смущенно местный. — У вас вот оно быстро. У нас — медленно. Вроде как. А присмотришься, у вас вон сколько сделано, а у нас — как будто вчера приехал. Другое время.

— Вот, кстати, о времени. Помнишь, ты еще тогда говорил именно об этом, что оно течет с разной скоростью? А теперь, представь, что мы это вот все экспериментально доказали! Представил, да? А теперь, как настоящий писатель-фантаст придумай следующий шаг! Ну, что дальше?

— Да ладно, какой я тебе писатель, — смущенно улыбнулся встречающий.

Смущенно-то смущенно, но видно, что понравилось.

— Ну, я бы, наверное, сказал далее о проколах пространственно-временного континуума и возможности путешествия не только в пространстве, но и во времени.

— Вот! Я же говорил всем, что из нас двоих гений — это ты! Я так, технарь… Практик. Испытатель.

— Ага, технарь. С Нобелевской премией.

— Так нас там много было, целый коллектив, — теперь уже засмущался приезжий.

Они шли по центральной и единственной в деревне улице. Она же называлась дорогой. Тот, что встречал — длинный, сухой, угловатый какой-то, слегка сутулящийся постоянно, и как бы нагибающийся к собеседнику. Тот, кого встречали — плотный, крепкий, подвижный, весь такой круглый и шумный. Первого в компании звали раньше Писателем. Второго — Доктором. Не врачом, потому что к медицине он никакого отношения не имел, а — доктором. С самого раннего опыта. С первой встречи. Настоящий ученый, значит — Доктор. Еще могли, наверное, назвать Профессором. Но учеников не было, потому что молод еще. А какой же профессор без учеников?

Ну, а Писатель, хоть и ученый тоже, все равно — Писатель. Потому что фантастику сочинял, размещал в каких-то провинциальных журналах свои рассказы, --">