(Freude der Berge) - Пули на васильковом поле (СИ)

связями, доводил до идеала разговорный американский, как можно насыщеннее проводил дни — и все равно оставался одиноким и чужим для этих людей человеком.

Он часто поглядывал на перманентно уставшего Клауса, возвращавшегося с работы. Тот тоже не выглядел довольным жизнью. Немцу, впрочем, и не положено было, все же исправительные работы, однако иной наслаждался бы и профессиональной компанией, и возможностью остаться в военной сфере, и умным, хоть и иностранным начальством.

Ягер не наслаждался. Часто он подсаживался к Коле и телевизору, совершенно не выказывая желания предъявить претензии на пульт или передачу, и просто молча сидел рядом. И Ивушкин отчего-то чувствовал, что понимает его. Атмосфера, царившая в Щ.И.Т.е по отношению к фрицу, не изменилась ни на йоту после первого впечатления. Конечно, многие, например, добровольцы из их показательной тренировки, которые после составили основной костяк отряда Ягера, уважали его за мастерство и тактический склад ума, но основная часть работников продолжала по-прежнему посылать неприязненные взгляды в спину. Но больше всего наверняка угнетала атмосфера рабочего места, где он так и не стал «своим». И, сидя вечерами бок о бок с Колей, Клаус отдыхал в самом спокойном для него обществе.

Сам Николай давно перегорел к нему. Нет, дело не в том, что он забыл все беды, что принес враг их стране, — не забыл, и никогда не забудет. Но сам Клаус уже не был тем, кто тогда пересек границу Союза. Да и не ассоциировался он больше с войной, хоть от него и продолжало нести порохом и кровью, а в ящике своего стола, под кипой документов, как самое настоящее сокровище, держал он единственную оставшуюся медаль «За ранение».

В мыслях Ивушкина Клаус теперь ощущался другим: усталым, замученным выплатой долга, спокойным и молчаливым, оживающим во время их разговоров и азартным — в соревнованиях. Такой Ягер был, признаться, больше по нраву Коле — он намного сильнее походил на человека.

На самого Ивушкина.

С ним можно было говорить о чём угодно, желательно лишь обходить старые темы. Клаус пытался восполнить свои пробелы в истории, искусстве и литературе, много читал. Однако он также много пропадал и на миссиях, иногда исчезая на несколько суток.

Сейчас его тоже в доме не было: комнаты погрузились в тишину, и разбивал её только мерный стук дождя по стеклу.

Тишина больше не угнетала, как раньше. Казалось, Ивушкин к ней просто привык. Ему откровенно не хватало общности, большой компании; он часто выпивал и гулял с вояками Щ.И.Т.а, не желая походить на унылого Капитана Америку, национального героя, который даже нажраться как свинья не мог.

Сам Стив, казалось, так и не очнулся после льдов. Ивушкин ужасно не хотел утонуть в той реке в Чехословакии.

Он решительно поднялся: вот только сопли разводить не пристало.

Можно было бы сварганить чего вкусного. Макароны по-флотски, хотя б.

Проходя мимо корзины грязного белья, он невольно поглядел на небольшую кучку, едва приближающуюся к трети ведра. Клаус не позволял себе доводить даже до такого. Ивушкин фыркнул, сорвал сегодняшнюю рубашку со спинки стула и с размаха запустил туда.

Доваривая макароны и планируя по-быстрому перемешать их с мясными консервами и не напрягаться, он испытывал то чувство облегчения, которое всегда находило на него, стоило заняться чем-то знакомым из прошлой жизни. Вызывали его иногда виденные раньше вещи или запахи, звуки посылали дрожь по телу.

Часть его до сих пор не могла поверить, что война закончилась.

Коля рассуждал о предметах быта, которые, хоть и были удобными, почти не вызывали восторга, когда в замочную скважину снаружи не с первой попытки попал ключ.

(Ивушкин специально закрывался по вечерам, если был шанс, что Ягер вернётся домой посреди ночи: не просыпаться же из-за него)

Коля, перекинув полотенце через плечо, как заправская хозяйка, вышел в коридор и прислонился к косяку.

Немец, буквально убитый морально, не видя ничего, машинально разувался и стягивал куртку. Он хотел было по своей привычке пойти и сразу вымыть обувь, но оступился, с грохотом выпуская грязную пару из рук, и растянулся бы на полу, если бы Коля не подхватил его.

— О-о, — протянул он, со слабой жалостью

--">