Юрий Александрович Баранов - Избранное

Для него, в то время двенадцатилетнего пацана, только ещё начиналась суровая и прекрасная, полная светлой романтики морская служба. Как много воспоминаний было связано едва ли не с каждой из картин! Какая буйная фантазия разыгрывалась в его голове, когда он вглядывался в полотна с изображением морских баталий. В Чесменском бою он видел себя на палубе брандера рядом с отважным лейтенантом Дмитрием Ильиным. Они будто вместе бросались с обнажёнными палашами на абордаж и в яростной схватке им не было равных. А вот при Синопе Егору нравилось представлять себя комендором на борту «Марии». Глядя в бортовую прорезь, он наводил тяжёлую медную пушку на флагман Осман-паши и точным выстрелом сбивал его фок-мачту, заслуживая признание и благодарность самого Павла Степановича Нахимова. Детские мечты, безудержная жажда подвига, славы — обо всём этом Егор не мог теперь вспоминать без грустной улыбки. Не торопясь, он переходил от одного полотна к другому и каждый раз дотрагивался рукой до жутковато холодившей золочёной рамы. Он украдкой прощался с ними как со старыми, верными друзьями. В коридоре тишина, полумрак, прохлада. Будто само время замедлилось, продлив Непрядову ненадолго расставание с детством.

Прибыть к адмиралу Непрядов собирался секунда в секунду — это считалось признаком высокой морской культуры и личной дисциплинированности. Точно выдержать время он мог бы и по наручным часам, однако вернее всего было полагаться на бой часов, доносившийся из адмиральского кабинета. Приблизившись почти вплотную к высокой, обитой чёрным дерматином двери, Непрядов замер — истекали последние секунды.

И здесь Егор услыхал за своей спиной торопливые шаги. Обернувшись, увидал троих воспитанников из соседних классов, которые по разным причинам тоже задерживались пока в Риге. С одним из них, Сашкой Шелаботиным, Егор был хорошо знаком — на тренировках они иногда работали в спарке, остальных ребят знал меньше.

Сашка — невысокого роста, сухонький, вертлявый, боднул в знак приветствия Егора в плечо лобастой курчавой головой и спросил:

— В Севастополь?

Егор кивнул.

— А я в Ленинград намылился, в подводное.

— Попутного вам, мореманы, — пожелал Борька Комар. — А нам и в Риге будет неплохо. Верно, Дим? — и обнял одной рукой своего дружка Диму Зубова.

— Они ещё позавидуют нам, — Зубов кивнул на Сашку с Егором. — Слышали? Наше рижское высшее…

Но договорить Димка не успел. За дверью раздался мелодичный перезвон часов. Непрядов решительно надавил на тяжёлую дверь, и все четверо вошли в кабинет.

Контр-адмирал Владислав Спиридонович Шестопалов сидел за широченным дубовым столом, напоминавшим палубу авианосца. Ответив кивком стриженной ёжиком, седой головы на приветствие воспитанников, он продолжал что-то писать.

Нахимовцы остановились около двери, оглядывая старинное великолепие адмиральского кабинета. Стиль его убранства был выдержан в традициях минувшего века. Мебель громоздкая, тёмного дерева, на окнах малиновые бархатные гардины, с потолка свисала причудливая бронзовая люстра. Но самым завораживающим для любого воспитанника была адмиральская библиотека. Книжные стеллажи целиком занимали две стены. По слухам, здесь находились бесценные морские фолианты с петровских времен, которые Владислав Спиридонович собирал всю жизнь, о которых так любил рассказывать. Часть этих книг ему досталась от отца и даже от деда, в своё время также на флотах российских дослужившихся до высоких званий. Ни для кого не было секретом, что Владислав Спиридонович, потомок старинного дворянского рода, перешёл на сторону революции в чине мичмана ещё в феврале семнадцатого года. С тех пор служил на всех флотах, командовал различными кораблями и эскадрами. А на седьмом десятке лет доверили адмиралу будущее флота воспитание нахимовцев и курсантов.