(Cursed Ellie) - Cause you seem like an orchard of mines (СИ)

========== Cause you seem like an orchard of mines ==========

Сквозь расписанные узорным кружевом инея окна студию наполняет ослепляющий солнечный свет, отражающийся в каждой глянцевой глади. Блики настырно целятся в тонкую кожу подрагивающих в предвкушении пробуждения век и наконец добиваются своего.

Джеймс встречает свой зимний Нью-Йорк уже восьмой раз, и шесть из них в той же квартирке, что снял на третьем курсе. Но впервые он поддается лирическому настроению окутанного в снежные сугробы города, который никогда не спит.

Впервые Джеймс ощущает себя в нём счастливым. И город тут совсем ни при чем.

Надежные оконные рамы приглушают пение ветра, развивающего кашемировые шарфы прохожих. От взгляда на них хочется поёжиться, вернуться обратно в объятия тёплого пухового одеяла. Что он и сделает, но сначала кофе.

Через пять минут ритуальных умиротворяющих действий по кухне начинает растекаться крепкий обволакивающий аромат. И как только мерное урчание готовящегося напитка грозит вот-вот переступить опасную черту, Джеймс снимает медную турку с огня и отставляет в сторону.

На Джеймсе темно-синие домашние штаны с тугой резинкой, обвивающей тазовые косточки, и идиотская перманентная улыбка, от которой щёки уже ноют. У Джеймса слегка опухшие от бессонной ночи глаза медового цвета и ни одного сомнения в голове.

Джеймс на своём месте.

И он всё сделал правильно.

Джеймс осматривает преобразившуюся до неузнаваемости квартиру, с которой так и не смог съехать.

Он потратил целый год на её реабилитацию. Вынес всё подчистую, содрал каждый слой краски поверх обоев, а потом каждый слой безвкусных бумажных орнаментов. Выровнял стены, выдрал полы с замурованной под покровами столетней грязью.

Выскреб. Вычистил. Выдраил. И построил всё заново.

Вручную.

Неплохая вышла терапия.

Джеймс запретил себе тогда отдыхать. Он работал на износ в фирме, а возвращаясь домой, брался за инструменты и продолжал вспарывать гноящиеся швы, пока раны не промылись.

Никаких поблажек, никаких оправданий.

И с каждой заделанной трещиной, он чувствовал, как в нём самом зарастает ещё одна глубокая червоточина.

Невозможно воздвигнуть что-то новое на руинах. Сначала нужно уничтожить обломки ценой собственного пота и крови.

И Джеймс уничтожал их. Стирал в пыль изо дня в день, пока земля не стала пригодной для жизни после сезона дождей, заморозок и наступившей закономерной оттепели.

Теперь едва ли Джеймс помнит, каково здесь было раньше. Едва ли помнит, каким был он.

Ошибки прошлого давно перестали всплывать на периферии, напоминая о себе в зеркальных поверхностях.

Джеймс примирился с ними.

Джеймс осторожно ставит на тумбочку две наполненные до краёв кофейные чашки, сперва отхлебнув из своей, и ныряет в успевшую остыть с его стороны постель.

Воскресенье — единственный день, когда с совершенно спокойной совестью можно спать до обеда, но Джеймс не хочет терять отведенное время. И всё же, перед тем как перейти от намерений к действиям, он даёт себе пару секунд, перетекающих в минуты, чтобы насладиться эстетическим видом.

Джеймс, касаясь только одним взглядом, соединяет мелкие родинки вдоль позвоночника в рисунки созвездий на подсвечивающейся коже. Повторяет изящные линии выпирающих размеренно поднимающихся и опускающихся лопаток, изгиба шеи, покрытой росписью серебряных распущенных волос, жилистых рук, по-детски сжимающих пуховые барханы.

Джеймс мог бы смотреть на них вечно, особенно, на подмигивающие ямочки на оголенной пояснице.

Мог бы. И ещё насмотрится. А сейчас пора вставать.

Джеймс, уже просёкший, как не получить за подобное локтем в глаз, наваливается всем весом на безоружное горячее тело, предусмотрительно сцепляя руки на плечах и заключая парня в объятья. Возмущенная реакция не заставляет себя ждать, и тот мычит, пытаясь отстраниться и зарыться лицом в подушку. Но тут же отрывается от вдвойне приятного спросонья шёлка и ведёт носом в сторону источника бодрящего аромата.

— Ты бесчеловечный, — голос еле продирается через высохшие

--">