Елена Викторовна Яковлева - Бог неудачников

Annotation

Когда долгожданное чудо все-таки случается, стоит задуматься, а чудо ли это вообще и чем ты за него заплатишь. Такое открытие ждет начинающего писателя Петра Сапрыкина, автора одного-единственного романа с запутанной судьбой. Терзаемый сомнениями и муками творчества, он уничтожает свою рукопись. А потом неожиданно обретает ее вновь, чтобы, не справившись с искушением, переписать ради публикации. Какие силы стоят за издателем, требующим внести изменения в роман, и предстоит разобраться главному герою.

Елена Яковлева

Елена Яковлева

Бог неудачников

Все имена и события в романе являются вымышленными, а любые совпадения – случайными.

Уж если вошел в одну воду дважды, не надейся выйти таким, как вошел.

Глава I

Он появился ниоткуда, вынырнул из тягостного мартовского марева с хлюпающей слякотью и банной духотой московской подземки. Помню, я был совершенно одуревший от безделья, с трудом представлял себе день и час, знал только месяц и тот приблизительно и по причине последнего гонорара в «Расслабься», валялся на диване, облепленный засохшими хлебными крошками, и тупо пялился в потолок. А тут он – поскребся в дверь, как мышка-норушка, я подумал, что это Славка, который, наконец, выгодно продал родину и теперь намерен отстегнуть причитающуюся мне долю из полученной прибыли. Хотя, если честно, на него это было не похоже, час расплаты он предпочитает оттягивать до последнего. И точно, смотрю: совершенно незнакомая рожа в примодненном пальтеце с повадками главного менеджера из магазина бытовой техники. Вы, спрашивает так вкрадчиво, Сапрыкин Петр Николаевич?

– Во всяком случае, других версий у меня нет, – я сделал вялую попытку заложить ногу за ногу таким образом, чтобы дырка на левом носке не слишком бросалась в глаза. Но так как очень скоро выяснилось, что дело это совершенно бесполезное, решил быть выше дурацких предрассудков.

– Тогда я попал по адресу, – сладостным голосом возвестил менеджер по стиральным машинкам и кивнул на единственно свободный от хлама краешек стула. – Можно присесть?

Я сделал широкий жест, мол, будьте как дома, но слегка не рассчитал и чуть не свалился с дивана.

–Тогда, так надо понимать, это ваше, – он выдержал нарочитую паузу и извлек из лакового портфельчика сильно потрепанную бумажную папку, – творение?

Я уставился на папку, как преступник на последнюю, окончательно припирающую его к стенке неопровержимую улику:

– Откуда это у вас?

– Все очень просто. Досталось мне, так сказать, в наследство. От издательства «Канва». Надеюсь, вы не забыли такое?

Ха, еще бы я позабыл эту занюханную контору под лестницей, которую я некогда с трудом разыскал, потому что на двери даже вывески не было. Только пыльные кипы каких-то пожелтевших накладных в коридоре да грязная пол-литровая банка, под завязку набитая окурками, а также, не иначе из соображений пожарной безопасности заполненная жидкостью, по цвету и запаху сильно смахивающей на мочу. Словом, клоповник еще тот. А посреди него, за липким, как в вокзальной забегаловке, столом, востроносый плюгавенький типчик. Главный редактор собственной персоной. Как же его звали? – Григорий, Григорий… Короче, теперь уже не важно. А тогда я смотрел на него как на Бога. Ведь именно от него зависела судьба моей писанины, моего бессмертного произведения, начинавшегося до приторности помпезно: «Слова – это трупики чувств. Я живу только на вдохе, на выдохе я уже не живу». Да-да, именно так, ни больше, ни меньше…

Кстати, такой же красивенький идиотизм имелся буквально на каждой из трехсот двадцати страниц моего романа, казавшегося мне верхом совершенства, но редактор Григорий – не помню, как его дальше, отнесся к нему благосклонно. Дифирамбов особенных не пел, однако дал понять, что без известной искры здесь не обошлось. А уж когда он выложил издательский договор, по которому мне, кроме всего прочего, причитались пусть небольшие, но, как принято выражаться, реальные деньги, я недрогнувшей рукой подписал подсунутую бумагу, даже не удосужившись прочитать.

А потом было вот что. С гонораром я покончил быстро,

--">