Ростислав Александрович Багмут - Не хочу обманывать

слышишь? Может быть, благие религиозные размышления? Отнюдь нет. Говорят об убранстве храма, о росписи стен, о звучании хора, о голосовых и прочих данных священника, — обо всем, но только не о боге. Значит, посещают церковь не для удовлетворения своих религиозных чувств, а чаще всего в силу старой привычки.

Следовательно, и я не священник, а жалкий комедиант...

Ночь синим потоком струилась в окно. Я вслушивался в тишину комнаты. Мерно постукивал будильник. Громкие шаги раздались за окном, потом звонкий девичий голос, обрывки фраз, смех. Скоро рассвет. Начнется новый день. Станет ли он новым днем моей жизни?

Навстречу солнцу

Есть в жизни события, которые глубоко за-падают в память. Как бы далеко не отодвинулись они в прошлое, каким бы ветром не заметало их след, всегда нетленны они в сердце человека.

Таким останется для меня 12 марта 1960 года. Утро только занималось, когда я вышел из дома. Позади длинная ночь сомнений. Наконец, разорваны цепи, связывающие меня с преступным миром рыцарей наживы, рассадником мракобесия и лжи. Мне хотелось кричать об этом на каждом перекрестке. Пусть знают все: нет больше священника Багмута, раба божия, а есть рядовой гражданин Баг-мут, который хочет жить, трудиться, идти рука об руку с миллионами советских людей, строителей нового мира.

Я еле дождался девяти часов и побежал на почту. Телеграмма, которую я отправил в Одесскую епархию, была краткой: «Отрекаюсь сана распорядитесь церковью». Я шел широкой улицей села, уже наполненной звуками трудового дня, и больше не завидовал людям. Нам теперь по пути. Отныне музыка труда станет и моей симфонией.

Старушки в неизменных широких платках, повязанных вокруг шеи, издали узнавали меня, почтительно кланялись:

— Здравствуйте, батюшка.

Мне хотелось оборвать их. Прочь это ненавистное прозвище. Пусть рядом с моей фамилией отныне стоит доброе слово «товарищ»!

Жена встретила настороженным взглядом-

— Где ты пропадаешь все утро? Скоро службу начинать.

— Для меня она уже закончилась.

Я увидел ее округлившиеся от удивления глаза и, с трудом сдержав улыбку, объяснил:

— Отрекся от сана. Только что отправил телеграмму в епархию.

— Ты шутишь?!

— Нисколько. Ведь ты знаешь мои взгляды. Неужели же я всю жизнь должен кривить душой, обманывать себя и других?

С ее лица постепенно сползало недоуменновопрошающее выражение.

— Дурак, — в бешенстве кричала она. — Ты сам себя убил!

Мое спокойствие немного охладило ее воинственный пыл. Она открыла дверь и выскользнула из комнаты. Я знал, куда она направляется: трезвонить по селу, агитировать прихожан образумить батюшку! Вот они, плоды религиозного воспитания: за девять лет совместной жизни я не смог убедить жену, что человеческие убеждения не покупаются за кусок сдобного калача и за теплую постель.

— Не особенно старайся! — крикнул я ей вдогонку. — И без тебя люди узнают!

Все мои мысли и чувства были напряжены. Я сел за письменный стол. Перо нервно бежало по бумаге:

«В редакцию районной газеты «Приднестровская Правда». Я, бывший священник Свято-Троицкой церкви, раз и навсегда решил покончить с религией и отречься от своего сана. Больше торговать своей совестью я не желаю. Надеюсь, что в нашей великой советской стране найдется для меня место в рядах строителей светлого будущего».

Сельская община уже беспорядочно галдела, точно стая потревоженного воронья. За все существование Свято-Троицкой церкви ни разу не случалось, чтобы в день великого поста колокола ее онемели. Старушки, глядя на осиротевшую церковь, истово крестились. Забегали друг к другу соседи, замелькали в окнах испуганные лица. И вот уже кучка прихожан, во главе со старостой, двинулась к храму. Пономарь Василий Кузьмин, растерянно мигая глазами, невнятно объяснял:

— Это не я, дорогие... Все батюшка. Они приказали не звонить.

Я услышал под окнами многоголосый говор, шум и вслед за этим стук в дверь. Староста церкви Николай Бегин неторопливо вошел в комнату, испытующе покосился в мою сторону, спросил деланно участливым тоном:

— Не заболели, случаем, батюшка?

— Нет, как видите, Николай Иванович, здоров.

— Почему же не звонят в церкви? Разве сегодня не праздник?

— Бросьте, Николай Иванович, разыгрывать комедию, — оборвал я Бегина. — Что великий пост, я еще, к сожалению, не забыл. Только теперь меня это не касается. Я больше не священник. И не --">