Георгий Викторович Адамович , Иван Лукаш , Константин Васильевич Мочульский , Игорь Васильевич Северянин , Борис Константинович Зайцев , Иван Иванович Тхоржевский , Владимир Николаевич Ильин , Ю Фельзен , Петр Бернгардович Струве - Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов

присматривавший за взрослеющими парижскими поэтами. Поэты, внимая мэтру, по преимуществу соглашались. Короче говоря, мысль о «духовной близости» Лермонтова беженскому мироощущению была популярной - по крайней мере, в отдельных кружках и группах. Прошли годы и десятилетия - и она перекочевала в Россию, нашла здесь новых поклонников, которые от случая к случаю воспроизводят (в кавычках и без оных) старые цитаты. Вот только принимается мысль по-прежнему на веру (якобы аксиома), транслируется практически без пояснений, не подвергается - хотя бы для пущей убедительности - непредвзятому критическому анализу.
«И то и другое будет ложно»...
А если вдуматься, то станет ясно, что мы имеем дело вовсе не с аксиомой, а гипотезой, причем довольно зыбкой, и анализировать здесь есть что, особенно теперь, в конце столетия, когда первая эмиграция уже ушла из мира и Русский Исход стал историей; когда люди и идеи Зарубежной России отчетливее видятся на «расстоянии» - и неумолимо увеличивающаяся дистанция между ними и нами устанавливает требуемый фокус ретроспективного взгляда, позволяет рассматривать русское зарубежное лермонтоведение как завершенный историко-культурный феномен, обладающий всеми необходимыми для культурологического или иного исследования характеристиками. В числе последних - и характеристики количественные, требующая к себе должного уважения «алгебра» публикаций.
Тот, кто вознамерится сегодня заняться - глубоко и непредвзято - изучением лермонтоведения Зарубежной России и соберет более или менее обширный материал для грядущей штудии, прежде всего столкнется с неожиданной и в какой-то мере парадоксальной проблемой, которую, однако, обязан разрешить. Это проблема именно количественная: за годы существования первой эмиграции о Лермонтове было написано и опубликовано не так уж и много работ. А если обходиться без эвфемизмов, то следует написать так: статей (о книгах и не говорим) о жизни и творчестве поэта было чрезвычайно мало. По самым приблизительным - и предварительным - подсчетам, их общее число (разумеем главные эмигрантские издания Европы и Америки) выражается всего лишь двузначной цифрой *.
-----------------------------
* Заметим попутно и без комментариев, что «Библиография литературы о М. Ю. Лермонтове (1917 - 1977 гг.)», изданной на территории СССР (Л., Наука, 1980; сост. О. В. Миллер), включает в себя около 7000 позиций и образует внушительный том объемом более чем в 500 страниц.

Можно, правда, вспомнить, что и в России - и до, и после революции - о Лермонтове писали куда реже, чем, допустим, о Пушкине или Достоевском. Однако нельзя не обратить внимания на то, что в изгнании эдиционное отставание резко увеличилось. Наверное, неправомерно сравнивать корпус работ о Лермонтове, созданных беженцами, с эмигрантской Пушкинианой: ведь Пушкин, как известно, занял беспрецедентное место в жизни Зарубежной России, его имя ни на день не исчезало с газетных и журнальных полос. Трудно тягаться и с литературой о Достоевском: после русской катастрофы и в предчувствии катастрофы мировой Достоевский, конструктор эсхатологических миров, стал как никогда близок эмигрантам. Суть в том, что на чужбине Лермонтов заметно уступил не только им, но и прочим российским литературным вождям, - даже тем, кого явно превосходил и по масштабу дарования, и по популярности в дореволюционной печати.
Конечно, «популярность», выведенная из статистики, - категория далеко не безусловная, слишком рациональная применительно к гению, слишком привязанная к запросам «общественного мнения» и потому поверхностная, вполне допускающая возможность несоответствия масштабов творения численности его библиографической свиты. Ведомо каждому, что «общественное мнение» не раз возводило в кумиры откровенных бездарностей и пошляков, прославляло их в бесконечных панегириках - а потом спроваживало в безнадежный архив. К статистике подобного рода надо относиться осторожно, с разбором, но и отрицать ее в принципе тоже нельзя. Учитывая же то обстоятельство, что представители Зарубежной России жили в условиях относительной свободы слова, имели в своем распоряжении прессу, проповедующую чуть ли не весь спектр общественных и эстетических воззрений, памятуя также и о том, что первая эмиграция во многом вобрала в себя интеллектуальную элиту нации, которая - и раньше, и всегда - чтила Лермонтова, - должно, думается, в данном конкретном случае --">