Владимир Иванович Новиков - Сеятель очей (М. В. Панов — литературовед)

орфографии и фонетики текстов поэта; пушкинисты должны прислушаться к предостережению о том, что пушкинские стихотворные повторы ошибочно анализируются «на основе современных произносительных норм» (Панов 1990, с. 266), а то и «по буквам». Здесь же исследована рифменная реформа А. К. Толстого, показаны два типа звуковой поэтики 20—30‑х годов нашего века: «эстетика согласных» в футуристической и постфутуристической поэзии, в театре Мейерхольда и Вахтангова — и равновесие вокального и консонантного элементов у поэтов-акмеистов, у актеров Камерного театра.

Таковы «побочные» результаты языковедческого исследования. Прямо скажем: немногие специальные работы по литературе и театру обладают аналогичной научно-познавательной ценностью. Лишний раз убеждаемся в том, что литературоведение и эстетика не всегда живут и развиваются только в местах, специально для этого отведенных. Иной раз подлинные открытия в этой сфере совершаются там, где нет соответствующей вывески. Без нее, быть может, научная мысль движется даже живее и свободнее. Н. В. Панов приложил немало усилий к тому, чтобы включить изучение языка художественной литературы в общую систему лингвистических исследований. При разработке проспекта коллективной монографии «Русский язык и советское общество» М. В. Пановым наряду с другими разделами был написан и раздел «Стилистика» (Панов 1962). Весьма симптоматично, что автор статьи «Поэтический язык» в Краткой Литературной Энциклопедии В. П. Григорьев поставил эту работу на первое место в списке литературы по теме. (Григорьев 1978, с. 643). Программа исследования была намечена захватывающая и многообещающая, однако обстоятельства помешали ее осуществлению, как и реализации многих других масштабных планов ученого. Сегодня следует открыто сказать, как много потеряла наша русистика в «застойные» годы от того, что М. В. Панов лишен был возможности руководить организацией и ходом научного процесса.

Однако М. В. Панов принадлежит к числу таких ученых, которые по таланту, энергии и работоспособности равноценны целому научному институту. Им в одиночку разработана научная история русской поэзии XVIII—XX веков. Этот труд осуществлен в виде спецкурса по истории языка русской поэзии, который М. В. Панов долгие годы читает на филологическом факультете МГУ. Слушателями этих лекций бывали не только студенты, но и «взрослые» ученые, молодые поэты. Не в первый раз крупное научное произведение реализуется в лекционной форме: достаточно вспомнить такие «прецеденты», как эстетика Гегеля и общая лингвистика Соссюра. Живой разговор с аудиторией, возможность импровизации, постоянного обновления и уточнения мысли — все это дает даже некоторые преимущества перед твердо зафиксированной письменной формой. Ну, а применительно к нашей действительности еще чрезвычайно важна была свобода от идеологического и методологического контроля, неизменно сковывавшего работу официально «зарегистрированных» литературоведов. Спецкурс Панова — явление научного «самиздата», или «магнитиздата» (существует звукозапись лекций). В этом смысле он типологически сходен с такими культурными явлениями, как поэзия Галича, Высоцкого и других бардов, проза Жванецкого. Сегодня, когда рухнули казавшиеся незыблемыми идеологические твердыни, когда в свете нового мышления (да и попросту здравого смысла) предстали бесконечно далекими от истины не в меру политизированные теоретические и историко-литературные схемы, когда не запрещено и, значит, разрешено исследовать литературу как таковую, — перед всеми литературоведами стал нелегкий вопрос: а что они имеют предъявить «по гамбургскому счету», что за все минувшие годы реально сделано ими не в угоду конъюнктуре, а с целью честного научного познания? Немногие в этой ситуации могут «отчитаться» перед культурой таким весомым в нее вкладом, как это может сделать М. В. Панов с его исторической концепцией развития русской поэзии на протяжении трех веков.

М. В. Панов выступил прямым продолжателем Опояза, творчески развив традиции Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума, реализовав многие задачи, лишь приблизительно намеченные этими учеными в 20—30‑е годы. Как и опоязовцы, Панов исходит из представления о том, что художественная литература обладает неповторимой спецификой, что она развивается по своим имманентным законам. Литература — не пресловутое «отражение» жизни, а ее необходимая --">