Набоков: рисунок судьбы

предусмотрены командой иномирных архитекторов, и конкретный человек получает их готовыми, с инструкцией – соблюдать. Но ведь и напрямую входил Набоков в клинч с
идеей божественного присутствия:
…остаюсь я безбожником с вольной душой
в этом мире, кишащем богами.2
Богоборческими сквозняками продувает вселенную Набокова. Скрепил он
себя признанием превосходящих человеческие возможности сил, но даётся оно
ему трудно – доза смирения отпущена ему явно недостаточная. Зато всего
остального – в избытке: индивидуализма, независимости, уверенности в себе и
неустанного стремления искать (или самому наводить) в любой «чаще» свой
композиционный порядок. В специально посвящённой этому вопросу статье С.
Блэкуэлл отмечает, что в работе с издателями «больше всего его волновали не
деньги, а именно контроль (в тексте выделено курсивом – Э.Г.). Стремление
держать под контролем собственный образ, тексты, личную жизнь, научную

5

Александров В. Набоков и потусторонность. СПб., 1999. С. 42.
Цит. по: ББ-РГ. С. 361.
2
«Слава» // Набоков В. Стихи. СПб., 2018. С. 280.
1

11

репутацию – вот что поражает нас, когда мы рассматриваем методы, к которым
он прибегал, участвуя в выпуске и продаже своих книг».3
Оптимальный же контроль достигался над персонажами собственных
произведений, которым Набоков переадресовал своё подданство высшей потусторонней инстанции, сам вознесясь на её место под титулом «антропоморфного божества». Даже самые дорогие и близкие по духу герои Набокова определяются им как «рабы на галерах».1
«Мы видим, как автор, Набоков, узурпирует роль всеведущего Провидения», – отмечает Бойд.2 Впрочем, к любимчикам узурпатор настроен вполне
либерально, позволяя обращаться к себе в вольных переложениях адреса, иногда на грани почти интимной фривольности: «Хочется благодарить, а благодарить некого», – посылает ему привет Фёдор в «Даре», с радостью принимая
дарованную ему жизнь «от Неизвестного»; или – оттенка допустимой небрежности, предполагающей сочувственное понимание покровительствующей стороны, заявление Шейда в «Бледном огне»: «Не важно было, кто они», что, как
отметил Бойд, вторит самому Набокову в его воспоминаниях: «to whom it may
concern».3 Или, наконец, в нормативный, универсально известный адрес подставляется другая буква, и не кем-нибудь, а философом-психологом Ван Вином в «Аде»: вместо Бог – Лог (Ложе мой, Ложе милостивый), что, по мнению
В. Десятова, «…не столько смысловые альтернативы, сколько синонимы (Бог
как Логос – Слово).4 Это не совсем так. Вернее, зная отношение Набокова к
тому, что он называл «христианизмом», да и в целом – принципиальное его
неприятие всех нормативных религий, совсем не так. Иначе, с его чувствительностью и педантизмом в отношении точности смысловых значений, букву
в столь значимом слове он менять бы не стал.
Как бы то ни было, но при всех радостях комбинаторики в играх со своими персонажами, поводырь Набоков всегда при поводке, то ослабляя его для
свободы манёвра, то подтягивая ближе к отметке неумолимого рока. И как же
это далеко от скромно опущенного, но самодовольного взгляда иного представителя писательской братии, полагающего лестными комплименты о столь
совершенной жизненности сочинённых им действующих лиц (ну совсем как
живые!), что они уже и не нуждаются в направляющей воле автора, а, напротив, сами могут повести его за собой логикой своей психологической достоверности (верной дорогой идёте, товарищи!). В подобной роли – снявшего с себя от3

Блэкуэлл С. Книгоиздатель Набоков // Империя N. Набоков и наследники. М., 2006. С.
83.
1
Там же.
2
Бойд Б. «Ада» Набокова: место сознания. С. 37.
3
Там же. С. 133.
4
Десятов В. Русский постмодернизм: полвека с Набоковым // Империя N: Набоков и
наследники. С. 240.

12

ветственность за поведение и судьбу своих персонажей – Набоков непредставим,
представимо лишь его возмущение самой возможностью такой постановки вопроса.
С другой стороны, модель «профанной», житейской триады (присутствующая – куда же денешься – и в ядре изысканных философских поисков Набокова) с её покорно пессимистическим, обречённым «от судьбы не уйдёшь»,
тоже претит Набокову – так же, как неумолимый рок греческой трагедии: он
называл этот, по его мнению, дефект жанра «трагедией трагедии». Набоков,
крепко держа бразды правления своими героями, в то же время предоставляет
им --">