Дэн Абнетт - Сожжение Просперо

наверняка бы подивились, почему их рок пришел так рано.

Железоземье, где поселились балты, стояло двадцать великих лет, но многие ныне говорили, что корни его размякли. Многие говорили, что ему осталось всего одно лето, самое большее два, прежде чем океан поглотит его обратно в Мировую кузню.

Земля аскоманнов тянулась от окончания отмели до шельфового ледника, почва здесь была скудна, и отсутствовали естественные преграды, но ей был всего один великий год, и шаманы огласили эту землю крепкой. По их словам впереди ее ждало еще много лет.

Значит, жажда новых земель. Возможно, все дело в этом.

Фит разбирался в подобном. Ничто лучше страха не могло вызвать желание убивать, а страх ничто не могло вызвать лучше дурного предзнаменования. Хвостатая звезда. Утренняя заря. Цвет во льду. Отблеск в море. Дым на леднике, где не было деревень. На берег вынесло мертвеца. У скота или женщины родилось что-то дивное. Что-то с врожденными уродствами.

Иногда могло хватить даже плохого сна, плохого сна, в котором говорилось, что племя ниже по берегу или у мыса несло печать погибели. Ты прикрывался жаждой новых земель, когда тянулся за рубахой и клинком, но прежде чем поднять паруса, всегда убеждался, что годи^[14] нарисовали на твоем лице липкой сажей надежные знаки от сглаза, такие как солнечный диск или хранящее око.

А здесь было дурное предзнаменование, нечего правды таить. Фит видел его.

Фит видел, как что-то шло к ним. Он заметил приближающиеся к побережью паруса достаточно рано, чтобы затрубить в сигнальный рог, но слишком поздно, чтобы это принесло сколь-либо ощутимую пользу. Он просто дал своей родне шанс умереть не во время сна.

В тусклом предрассветном сумраке основное воинство балтов обогнуло отмель на драккарах^[15], с попутным ветром выведя свои чернопарусные корабли из воды прямо на ледяной берег. С едва ощутимой встряской их челны выползли из пучин на сушу. Застрельщики высадились на берег у дальней стороны мыса и легко вышли по снежным наносам к краю деревни аскоманнов.

После этого был лишь огонь и удары. Балты были огромными полукровками, людьми с длинными лицами и бородами, которые выбивались из-под шлемов с личинами^[16] и казались навощенными из-за солнечных лучей. Они ужасающе ловко управлялись с топорами и булавами, а кто-то даже с мечами, символом высокого положения.

Но ни у одного из балтов не было той клокочущей энергии, которой отличались их обычные набеги или резня. Они были молчаливы, до дрожи испуганы тем, из-за чего они пришли сюда убивать, до дрожи испуганы его небесной магией. Балты были молчаливы, мрачны и настроены убивать всех на своем пути, лишь бы избавиться от этого колдовства. Мужчины, женщины, младенцы, скот – ничто не могло избежать рокового удара. Никто не проявлял ни грамма милосердия. Никто ни на мгновение не задумывался взять пленных или рабов. Аскоманнские девушки повсеместно славились своей красотой, и здесь также было много здоровых девочек, которые со временем могли бы стать ценными рабынями-матерями, но балтов вело лишь яростное желание очиститься от страха.

Секира опускается с влажным звуком разрубаемого мяса и дробимой кости, похожим на тот, с которым пилят заболонь. Булавы издают глухой, вминающий звук, подобно мотыге, которой забивают колышки в болотный суглинок или топленый лед. Но хуже этого звуки, которые следуют позже. Крики страдающих, покалеченных и умирающих. Умоляющие вопли раненных и изувеченных. За ними следуют методичные рубящие удары, пока лежащие перестают быть живыми или прекращают пытаться встать, или перестают кричать, или перестают быть одним целым.

У Фита было достаточно времени, чтобы натянуть рубаху и достать секиру. Еще пара хэрсиров^[17] взялись за оружие и встали рядом с ним, чтобы встретить первых застрельщиков, которые уже ломились через стены и окна домов. Началась паника. Они слепо сшибались лбами в темноте, в нос лез дым и вонь мочи.

Секира^[18] Фита была одноручной. Ее изготовили хорошие мастера, у нее было высокоуглеродистое навершие, которое весило как приличных размеров новорожденный. Дуга от основания лезвия до боковых щекавиц была шире человеческой кисти, и само оружие прикасалась к оселку лишь прошлой ночью.

Секира – простое оружие, рычаг, который превращает силу замаха в мощный удар. Без разницы, рубишь ты дерево или людей. Секира Фита ломала кости, --">