Егор Алексич - Шиза

кем. Тогда нашим с альтером основным развлечением стал геометрический узор обоев на стене, в который можно было смотреть бесконечно, каждый раз находя новый путь в нарисованном лабиринте. Но я не обижаюсь на врачей. Они со временем дали мне то, что у меня до этого не было — они каким-то образом соединили нас. Если раньше мои личности в определенный отрезок времени могли существовать только по одной, меняя друг друга независимо от моего желания или обстоятельств, то после курса так называемого «лечения» я наконец-то встретился со своим вторым «я».

Это было нечто! У меня неожиданно появился собеседник. Да еще какой! Он точно был взрослее меня. Ну это чувствуется, когда разговариваешь с человеком и слышишь его опыт, мудрость простых слов, дозированную грубость, ленивую краткость. Он был умен, но не умник. И у него был характер. Этакий импульсивный правдолюб, идейный воин, поборник чести. Это, конечно, всё слова из книжек, но именно ими я бы и описал его. Стоило мне только обмолвиться врачам о нашем контакте, как начались новые обследования и тесты. Испугавшись, я отказался от своих слов, но было поздно: режим лечения скорректировали, и туман превратился в темноту. Меня какое-то время продержали в искусственной коме, о чем не стесняясь рассказал один из врачей. Но я запомнил этот урок навсегда и стал чаще держать язык за зубами. Со временем меня стали меньше пичкать препаратами, отчего мы с внутренним другом сошлись во мнении, что быть «овощем» гораздо выгоднее.

Меня зовут Эрик Левин. Моего друга, а точнее мою вторую личность, зовут Мэл. Мое имя числилось в документах, я не знаю, кто меня так назвал, так как родителей своих не помню. Мэл мне представился сам.

После «интенсивной терапии» и комы, нас почему-то поселили в палату с однотонными желтыми стенами. Какое это наказание — однотонные стены без лабиринтов и узоров! Еще не стало книг. Мы лежали, сидели и ходили по палате не издавая ни звука вслух. Отстраненный взгляд и постоянное молчание было лучшей имитацией недееспособности. Зато между собой мы незаметно для всех разговаривали. Рассказывали друг другу о тех злоключениях и издевательствах, которые терпели по очереди в детском доме. И тогда становилось понятно, откуда были синяки на спине, о происхождении которых я не помнил. Или почему был сломан палец у Мэла, а он не знал, как это произошло. Я думаю, его побивали за то, что он был слишком умен для детского тела, но недостаточно хитер, что бы скрывать это. А меня потом за компанию.

Когда мне исполнилось шестнадцать, случился новый переезд. Тут я уже терялся в определении статуса учреждения. Синяя подсветка помещений напоминала больничные палаты, но бетонные стены не вязались с привычной обстановкой. Первые несколько дней нас не трогали, оставили одних. Не было врачей, медсестер, таблетки и уколы не назначали, только сделали несколько заборов крови. Снова предложили книги, подсовывая их на поднос с едой. Мы с Мэлом внешне молчали, а между собой строили догадки, куда же нас занесло на этот раз.

Однажды открылась дверь и в палату-камеру вошел мужчина в военной форме. Это само по себе уже было событием, так как я больше привык к белым халатам.

— Добрый день, Эрик. Меня зовут майор Титов. Можно просто «майор». И твою вторую личность я тоже приветствую. Не познакомишь нас?

Фраза показалась мне слишком пафосной. Ну кто так говорит «я тоже приветствую»? Мы не спешили вступать в разговор, помня о том, что «овощем» быть гораздо безопаснее. Я молчал и блуждал взглядом по стене, в поисках какой-нибудь точки, за которую можно зацепиться чтобы уставиться.

— Ответь ему. — почему-то шепнул мне Мэл внутри головы, словно Титов мог его услышать. — Но будь осторожен.

Я всё же посмотрел на мужчину, слегка отклоняясь от имитации «овощного» состояния, рассмотрел его форму, лицо. Высокий и широкоплечий, сильный, волевой. Это так в книжках писали о героях в форме. А форма сидела идеально, ни одной лишней складки, ни одной ворсинки. Наверное, так не бывает, если ей часто пользоваться.

— Здравствуйте. Я не могу. — ответил я с привычным спокойствием, ведь нетрудно оставаться эмоционально нейтральным, если живешь так уже не один год.

— Это почему же? — возмущенно спросил Мэл внутри, и возмущение его было скорее шуточным, чем настоящим.

— Вот как? И почему же? — спросил более спокойный майор.

— Вы же знаете, они самостоятельны. — ответил я.

— Да, --">