Билл Фосетт - Последний крестоносец

будет считаться, что церковь сему поспособствовала. А если падет, то маловероятно, что несносному молодому корсиканцу удастся вернуться к своим бесконечным махинациям, сотрясавшим иерархию Ватикана. Так главой делегации стал Наполеон Буонапарте, хотя тогда он еще называл себя «Бонапарте» — на корсиканский манер.

Эмигрант замолчал и посмотрел на своих слушателей. Со стороны русских раздавался шум разговоров, с других сторон — звон наполняемых стаканов. Внимание присутствующих ускользало. А ведь поднятие их настроения после вчерашнего разгрома было делом жизненно важным — это ему подробно обьяснил Буонапарте. Неверные решения, принятые сегодня вечером, могли привести к поражению христианских сил в войне. Многие из собравшихся были почти пьяными, и все без исключения — слишком нервными, чтобы дослушать длинную историю до конца.

— Позвольте мне перейти к тому моменту, который привел к победе в битве. — Теперь его снова слушали внимательно. — Епископ Буонапарте был рядом с пристанью, когда французы начали атаку. Артиллерийский обстрел был ужасным, снаряды разрушали дома и убивали людей целыми семьями. Началась паника, и улицы заполнились толпами людей, заботящихся только о собственной безопасности. Что оставалось делать британцам? Хотя их полки и отбрасывали назад колонны Даву, адмиралы заторопились на свои корабли. Отдельные ядра, летящие по направлению к кораблям, попадали в тех, кто пытался взойти на борт. Приближаясь к пристани, каждый из адмиралов был вынужден пробиваться через толпу паникующих горожан, требующих для себя мест на кораблях. За каждым из адмиралов тянулись слуги и телеги с добром. Было ясно, что они собирались покидать город.

— Буонапарте попытался их остановить, но они указали ему на толпу. Они обьяснили, что паникующую топлу защитить невозможно, и что через час они отзовут свои полки. Каждый раз, когда епископ пытался возражать, они бросали жест в сторону толпы, которая к тому времени уже начала грабить портовые склады. Должен признаться, что в этой толпе был и я. Будучи в услужении у городского начальства, я боялся за свою жизнь в случае падения города. Гильотина, может, и милосердна, но не очень‑то привлекательна.

— И вот в этот решающий момент на пристани появилась батарея Королевской Конной Артиллерии, которую отвели туда для зарядки пушек. Благодаря Божественному провидению, командовал батареей не англичанин, а набожный католик из Ирландии. Низкорослый епископ подбежал к этому офицеру и завел с ним разговор, который продолжался несколько минут. Судя по жестам, было ясно, что сначала артиллерийский офицер отказывал Буонапарте в его требованиях. Однако потом он, как и многие другие, отступил перед настойчивостью молодого корсиканца. В конце концов он отдал приказ, и его люди расчехлили свои пушки рядом с пристанью. Жаль, что этот смелый человек погиб в тот же день, выгоняя французов с холмов, возвышающихся над гаванью.

— К пушкам направился полковник в красном мундире. Его выражение лица явно указывало на несогласие с действиями артиллеристов. Молодой епископ помчался по пристани, буквально пробиваясь через всех на своем пути. Он перехватил полковника, и через какое‑то время тот удалился, так и не сказав артиллеристам ни слова.

— Залп всех шести пушек был ошеломляющим, даже на фоне французских ядер, падающих на флот. Последовала очень короткая вспышка еще большей паники, но она тут же сменилась удивленным молчанием, ибо толпа поняла, что никто не получил даже царапины.

Бертье поднял руки, как это сделал тогда на его глазах стоящий на пристани Наполеон Буонапарте. Как и тогда, данный жест был призывом к молчанию. Как и тогда, все собравшиеся на удивление легко подчинились. Секретарь продолжил уже более тихим голосом:

— И вот среди этого молчания раздался голос одного–единственного человека, епископа Буонапарте. Мне нет нужды повторять здесь его речь, хорошо известную каждому, кто умеет читать. Он говорил о раздающемся в аду запахе серы, куда более сильном, чем тот запах, который был вызван залпом шести пушек. Он говорил об адском пламени, уготовленном для тех, кто предал своего короля и свою веру. Он обратился к паникерам из топлы как к героям, в которых они и впрямь превратились очень скоро. Я записал эту речь в своей записной книжке, которую носил с собой всегда, даже в тот момент. Его голос покорил всех, и даже матросы на британских кораблях — по крайней --">