Анастасия Благодарова - День пропавших детей

вернулся «туда», где недавно был. Но даже «там», где его нет, «чего» нет, донимала бестолковая, по сравнению с чем-то более величественным и первозданным, навязчивая жизнь. Неугомонная и голодная, именно этому человеку знакомая в своей безжалостной крошечной форме. Черви и почвенные жуки не столько ползали по телу, сколько ели его. Безболезненно, однако, даже мёртвому, приятного мало. Ведь она, эта жизнь, тянула обратно – наверх.

Стас сам не понял, когда очнулся. Перед ним цвело лесное озеро с древесной грядой на горизонте, откуда только-только выползало белое светило. Одинокий в этом мире помнил, кто отравлял его покой, потому первым делом глянул на руки. Бледная кожа, погрызенная в некоторых местах до мяса, сухая кровь с прилипшими шматами грязи. Живой мертвец поспешил посмотреться в «зеркало». Если бы было не всё равно, завопил бы. Солнце, доселе холодное в своём эгоизме, бросило лучи на изуродованное лицо трупа. Ребёнок наблюдал, как сияние новорождённого дня залечивает раны. Минута – и вот из толщи воды на него смотрит такой же безучастный до всего сущего, но в остальном абсолютно нормальный парень.

Без тени благодарности, не моргая, Стас смотрел на светило, не боясь ослепнуть. Провожал его, чудотворное, безмозглое, дальше по небосводу. Потом снял свой школьный костюм, вошёл в озеро. Когда дневная звезда переползла на другую сторону голубого купола, наконец, вынырнул, обсох, оделся и поспешил обратно, к кладбищу. Едва успел до темноты, чтобы проверить теорию. В самом деле, с наступлением ночи его настоящая могила проглотила хозяина. На сей раз, в объятиях мягкой обшивки гроба – самой уютной постели на свете, он мирно спал. Живой мир больше не тревожил мёртвого.

По прошествии дней, когда Стас уже свыкся со своим новым домом, ведомый то ли бессмертной человеческой любовью, то ли рефлексами, задумал искать родительский. Готовый ко сну в сырой земле, он вышел к людям. Несведущие не заметили ничего необычного в сонном мальчишке в пыльных одеждах, и в их окружении тот почти почувствовал себя вновь нормальным. Как оказалось, до родного городка было совсем недалеко; из ближайшей деревни утром ходил автобус. Без денег брёл по обочине и, переночевав в овраге на окраине, на следующий день добрался до места. Даже мёртвое сердце терзал порыв открыть дверь, упасть в объятия, крикнуть: «Мама! Папа! Я живой! Я вернулся!». Но нет. Нельзя. Какой удар хватит родителей, увидь они на пороге умершего сына? Потому, в самый последний момент, когда мать, будто почувствовав что-то, посмотрела в окно, покойник спрятался за старым вязом. Так и простоял, зачарованный неподвижностью её тени в пятне света на траве, пока не провалился на месте.

Стас задержался в мире живых. Пришлось украсть с бельевой верёвки чью-то олимпийку с капюшоном. К счастью, никто не всматривался в прохожего, не узнавал. Трудно было лишь, когда портилась погода. Без своего «убежища» и небесной панацеи Стас был вынужден особенно тщательно прятаться и ждать, пока выглянет солнце. Рисковать психическим здоровьем возможных случайных свидетелей побуждал тот разговор маминых подружек, что провожали его в последний путь. Старшего брата мучило исчезновение младшего. Обходя десятой дорогой места, где могли оказаться люди, которые знали покойника при жизни, он сновался по городу. К отклику в пустой груди, вместо Пети находил лишь расклеенные на фонарных столбах и автобусных остановках объявления о розыске. Вдоль и поперёк обошёл своё и парочку чужих кладбищ, буквально перекопал злополучный парк. Готов был достать мальчика из-под земли, но тот как сквозь землю провалился.

С отчаянием мешалась жажда мести. Лучше прочего жертва запомнила лицо убийцы. Безумные глаза, в которых горело пламя заката. Стас не фантазировал, что будет с обидчиком, к которому его тянет будто бы сама суть мироздания, если вдруг встретятся. Тот не так заботил. Да и псих тоже сам собой не находился. Складывая два плюс два, старший брат воображал худшее, нечто пострашнее неизвестности. Время шло. Он смотрел, как оно ветром срывало листовки. Уносило в никуда.

Как ни крути, даже ему, по-видимому, бессмертному, далеко до вечности. Мертвая сущность быстро забирала своё. Не плоть, так душу. Стас по-прежнему искал, ведомый не надеждой, что давным-давно умерла, сразу после него, а тем, другим, что задержало его на этом свете так надолго. Любовь, да хотя-бы ненависть скоро угасали, как разлагающийся труп. Даже днём --">