Егор Александрович Токарев - Море тьмы

признать, что в данном вопросе мистер Причет проявил изрядную эрудицию и опыт.

15 апреля 1899.

Сегодня погиб матрос. Юноша – Томас Блан пропал с корабля в открытом море. Команда была разбужена после «собачей вахты». Во время переклички выяснилось, что Томас отсутствует. В его поисках экипаж перевернул весь корабль, но так ничего и не нашел. Напарник по вахте – матрос Ричард Харрис вспомнил, что последний раз видел юношу за час до рассвета. Потом он услышал странный шум, как будто нечто тяжелое упало в воду, и все прекратилось. После инвентаризации имущества на корабле обнаружилась пропажа запасного якоря. Судя по всему, семнадцатилетний юноша покончил с собой, выпрыгнув за борт с якорем в руках… По сообщениям команды Томас в тот день вел себя, как обычно, и ничего не предвещало беды. В журнале не было записей о недугах Томаса, но его близкий друг поведал, что в детстве юноша провел полтора года в лечебнице для душевнобольных.

Гибель молодого матроса сильно ударила по моральному состоянию команды, и капитан, по совету Хьюберта, решил выдать всем по дополнительной порции грога.

16 апреля 1899.

Сегодня ночью, во время вахты, я видел Огни святого Эльма на мачтах нашего корабля. Этот символ приносит морякам удачу и внушает надежду на спасение, терпящим бедствие. Настроение команды немного поднялось.

19 апреля 1899 года.

За три последних дня мы не видели ни одного корабля. Ни одна мачта, ни один парус не показался на горизонте. Это кажется странным, поскольку маршрут пользуется популярностью, и за последние дни мы должны были встретить, как минимум дюжину кораблей. Настроение команды сново пошло вниз. Один из матросов начал болтать о проклятии юноши, наложившем на себя руки, но боцман восстановил дисциплину при помощи плети. Моряки очень суеверны, и подобные разговоры необходимо пресекать в зародыше.

20 апреля 1899.

Наша шхуна продолжает свой путь. По прежнему ни одного корабля на горизонте. Это начинает нервировать даже опытных офицеров, не говоря уже о простых матросах. Капитан снова пьет, а пассажир заперся в своей каюте и уже два дня не появлялся на палубе. Я попытался узнать в чем дело, но услышал в ответ лишь отговорки про морскую болезнь. Он врет, но зачем? И, что черт возьми происходит?

21 апреля 1899 года.

Боже мой, что это? Сегодня на закате мы видели мыс Горн. Этого просто не может быть! Наш корабль находится за много миль от него. Даже если бы компас вышел из строя, и шхуна все время двигалась в неверном направлении, мы не могли добраться мыса Горн так скоро. Капитан, много раз видевший его во время своих плаваний, подтвердил опасения.

Не понимаю. Команда в ужасе, по кораблю ходят разговоры о морском дьяволе. Матросы уговорили капитана провести внеочередную молитву.

22 апреля 1899 года.

Рассвело. Мыса больше не видно и все решили, что вчера мы наблюдали мираж. Ну и перепугалась же все мы! Кажется все налаживается.

23 апреля 1899 года.

Солнце не садится. Небесное светило скрылось за облаками, но тьма так и не наступила. Корабль движется в блеклых сумерках, хотя по всем часам сейчас должна быть глубокая ночь.

25 апреля 1899 года?

Второй день шхуна идет сквозь вечные сумерки. Команда подавлена, капитан пьет как рыба. Пассажир – мистер Причет, наконец, показался на палубе. Он был бледен и, не знающий человек, действительно списал бы все на морскую болезнь. Я попытался поговорить с ним и объяснить, творящееся вокруг, неким природным феноменом. Я надеялся, что он, как человек науки, поддержит меня и тем самым успокоит суеверных матросов.

Результат был прямо противоположным. Едва появившись на палубе, мистер Причет побледнел еще сильнее и, не обронив ни слова, скрылся в каюте.

27-28 апреля 1899 года? Пишу по памяти.

Что-то уничтожило наш корабль. По морю струился туман, настолько плотный, что воды не было видно. Сизый покров превратил родную для моряков стихию в нечто тревожное, чужое.

В начале шхуну тряхнуло, словно мы налетели на мель, а после, когда вся команда собралась на палубе, корпус треснул от киля до верхней палубы. Крепкие дубовые доски лопались словно скорлупки, заклепки обшивки со звоном отлетали в океан. Корабль – родной дом моряков, рвался под ногами словно гнилая тряпица. Я попытался организовать матросов,

--">