Егор Александрович Токарев - Паства

– ААААААААААААА!

Послышался детский крик, наполненный страхом, смешанным с удивлением, через секунду грохот осыпающейся земли и шуршание тонн песка заглушили его. Все смолкло.

Магнеру так и не удалось выдавить из себя ни звука. Теперь он стоял на коленях и плакал, вокруг клубилась тьма. В его ушах до сих пор метался крик и грохот обвала, оседающая песчаная пыль царапала кожу.

Непроглядный мрак подернулся зеленоватой дымкой. Слабо фосфоресцирующее темно-болотное марево поднялось от земли и зависло где-то высоко так, что не было видно конца. С каждой секундой свечение все усиливалось, и вскоре оно приобрело вид барьера, отделяющего Амброза от нечто, притаившегося впереди.

Пастор поднялся с колен и неровной поступью двинулся к колышущейся стене болотистого тумана. Она представляла собой преграду сквозь которую можно было разглядеть происходящее по другую сторону. Словно через кривое зеркало взору предстали извивающиеся тени гигантских аспидоподобных сущностей, монструозные силуэты громоподобной поступью шествовали за стеной тумана, цвета переливались неземными оттенками, а голоса шептали разом, от чего разобрать что-либо было совершенно невозможно. В один момент Амброзу показалось, что на него с другой стороны уставился гигантский глаз без век и белками багрово-красного оттенка. Через секунду видение растворилось в дрожащей ряби, если бы он наблюдал за всем через гладь мутного озера.

Магнер стоял, уперев руки в барьер на ощупь холодный, словно лед в Антарктике, и смотрел сквозь него за циклопическими утесами, возвышающимися к самому «небу». Монструозные скалы двигались, плывя по пустынному размытому пейзажу. Неба в привычном понимании там не было, его заменяла гигантская воронка. Она неумолимо вращалась над головой, вызывая первобытный страх, заложенный в людях, когда человечество только расселялось по земле. Алые края воронки к центру темнели, становясь гигантской черной дырой в которой сверкали редкие чужие звезды.

…Ты пришел…

Многочисленные шепотки смолки, уступив место одному. Было трудно назвать это голосом, звук, складывающийся в слова, напоминал бульканье древней трясины, в глубине которой таилось нечто неведомое.

…Мы ждали тебя… Чего ты хочешь?…

Амброз понял, что вновь может говорить. Паралич, сковывающий его губы, прошел, не оставив после себя и следа.

– Я хочу помочь моим прихожанам! Хочу чтобы они больше никогда не страдали, жили в счастье и радости. Чтобы не чувствовали боли и не знали горя! – прокричал Магнер сквозь зеленоватый барьер.

…Жизнь и есть страдания и боль, пастор, тебе ли не знать это… – проклокотала бездна.

– Ты можешь сделать так, или нет!?

…Какова твоя плата…

– Чего ты хочешь? – выкрикнул Амброз.

…Ты был проповедником, так будь им и впредь, но теперь неси нашу волю и наше слово другим. Отрекись от того, кем был раньше, отрекись от любви, жизни и смерти…

– Я согласен, – Амброз закрыл глаза. – Я уже это сделал… – прошептал он одними губами.

Пастор Магнер очнулся на полу церкви. На удивление, голова была ясной и свежей, мысли мерно двигались по сознанию, и он точно знал, что надо делать, словно за эти краткие часы удалось отоспался за долгие месяцы бессонницы и ночных кошмаров.

Необходимо было привести себя в порядок так, как через час жители Лима должны были прийти на проповедь. Ее перенесли с утра на вечер из-за трагедии, но отменить никто не пожелал.

Отлично, ведь тьма больше не помеха для пастора.

Магнер умылся, очистил черное одеяние от грязи и пыли, но колоратку одевать не стал, ведь пустые символы пустой веры больше его не волновали. На улице уже сгустились сумерки, и в церковь начали прибывать жители. На их лицах читалась подавленность и было видно, что в храме они надеятся получить утешение и помощь.

«Я дам им это. Они даруют это» – подумал Амброз, вставая за кафедру.

Многие были в траурных одеяниях, ведь в последнее время произошло так много несчастий. Когда все собрались, он начал говорить спокойно и размеренно, как всегда делал это на проповеди.

– В последнее время жители Лима сполна вкусили неумолимого рока, столько бед и горя обрушилось на наше поселение, что многие бы отчаялись и потеряли веру, – все присутствующие подняли головы и смотрели на пастора. – Но мы устояли. Мы продолжали усердно молиться и возносить почести Господу.

Собравшиеся кивали, Фрэнк обнял жену, кто-то тихо заплакал.