А. Гаски - Пора домой

А. Гаски Пора домой

Инспектора Танаку Хироси разбудил пятичасовой сигнал. Мелодия тонкой переливающейся нитью вплеталась в голос столичного района Сибуя, раскинувшегося за приоткрытым окном. Хлопающие лопастями вертолеты и грузный ход электричек были куда громче, но почему-то именно незамысловатая трель вынула мужчину из забытья. Проверка городской системы оповещений, для детей это было сигналом к возвращению домой — пока не стемнело. Наверное, поэтому что-то в подсознании не могло оставаться глухим к этому звуку… Хотя там, где рос Танака, мелодия была совсем другой.

Мужчина перевернулся и лег на спину, какое-то время лежал, вперившись зудящими спросонья глазами в потолок. Пятичасовой отыграл, из городского бормотания успела вынырнуть и умчаться обратно сирена скорой, вороны разминали глотки перед ежегодными осенними бенефисами, а по улочке внизу то и дело проезжали на стрекочущих электрических велосипедах местные домохозяйки, устремившиеся в супермаркеты за продуктами к ужину или в детские сады за отпрысками. Токио жил полной жизнью — как бы Танаке в укор.

— Ну что ж, Хироси, — пробормотал Танака, откидывая одеяло и поднимаясь, — еще один выходной благополучно просран…

Холостяцкая однушка Танаки Хироси повергла бы гостей в уныние. Стоило убрать футон, и те немногие вещи, что оставались на виду, казались давно истлевшими осколками жизни, как то бывает в заброшенных домах. Обжитость выдавал разве что стойкий табачный дух — не затхлый, какой пропитывает этаж для курящих в гостиницах у станций, а свежий и сочный. Как-то к нему заходил младший брат и сказал, что если бы в буддийских приходах жгли не благовония, а сигареты, то там пахло бы также. Танаке польстило такое сравнение, хотя сам он давно не чувствовал никакого особенного запаха.

Некоторое время он колебался: дотянуться до телефона и проверить почту или сначала сходить в туалет, — но, резонно вспомнив про выходной, в итоге выбрал второе. По дороге он включил чайник, сиротливо обитавший на кухне. Тюбик зубной пасты уже несколько дней как мог считаться пустым, поэтому Танаке пришлось повозиться, чтобы извлечь из него хоть что-то. Чайный пакетик в коробке тоже оказался последним. Вернувшись в комнату, Танака уселся на измятые простыни футона, и взялся наконец за телефон. Прокручивая список новых писем, он оставлял на потом те, что пришли из лабораторий, и открывал только общую рассылку отдела. Полные пустых формальностей такие письма, по мнению Танаки, лучше всего подходили праздности выходного дня. Рука его потянулась к пачке сигарет, но еще до того, как он заглянул внутрь, стало понятно — пусто. Кажется, все-таки придется выйти за покупками…

Танака засунул ноги в кроксы, но остался сидеть на порожке в прихожей, прислушиваясь. В должностных инструкциях был пункт о бдительности: в их работе осторожность не бывает лишней, — но он просто не горел желанием сталкиваться с соседями. Все они были чудаками — полный набор карикатур. На этаже даже жила иностранка. И вот с ней Танаку точно связывал злой рок: все их столкновения обычно повергали его в пучины неловкости.

***

Пару недель назад он возвращался с Сакура-мон [1], где второй день подряд торчал на полугодовых теоретических семинарах. Неимоверная скука выматывала Танаку, и всем, о чем он мечтал, были порция жареных пельменей да кружка ледяного разливного пива в китайской забегаловке за углом от станции. Но, выйдя за турникеты, он увидел, что посреди фойе кто-то копошится, собирая разбросанные вещи. Никто почему-то на помощь не спешил.

Его соседка Луиза была симпатичной итальянкой: не самая худая, но с теми пропорциями в нужных местах, которые можно было считать соблазнительными; темные волосы были острижены в каре, обрамлявшее красивое лицо с крупными черными глазами и изящной горбинкой на носике. Но она вечно одевалась в футболки с персонажами из аниме, а рюкзак ее как рождественское дерево игрушками был увешан брелками и значками разной степени японутости. Вот и посреди станции тогда она собирала упаковки всяких безделушек в пакеты с эмблемой Nakano Broadway [2]. Количество вещей заставляло откровенно усомниться, что один человек вообще способен все это утащить. Неудивительно, что японцы предпочитали делать вид, что ничего не замечают, и обходили ее стороной. Танака знал, что пожалеет, но вздохнул и подошел к девушке ближе:

— Луиза, все --">