Фрэд Уайт - 2000° ниже ноля

польщенный лорд. — Это историческая встреча, синьор Виантес. Я с большим удовольствием вижу, что вы пришли сюда с добрыми намерениями и с своей стороны готов забыть все наши прошлые стычки и турниры в честь богини науки. Да, да, я думаю, вы можете итти, Хейтер… Я полагаю, что нам с синьором нужно переговорить о вещах, о которых лучше говорить вдвоем.

Хейтер многозначительно улыбнулся и вышел. Он понимал тактичность лорда.

А Райбэрн с приветливой улыбкой, показывавшей, что он не только ученый, но и светский человек, обратился к испанцу:

— Добро пожаловать, синьор. Надеюсь, что вы не очень торопитесь.

— Я уезжаю завтра, — ответил испанец.

— Ах, да. Очень жаль. Но надеюсь, что вы сможете уделить нашей беседе час-другой… Как вам нравятся мои цветы? Или вы не любитель этих красавцев. А я чрезвычайно горжусь своими орхидеями и люблю их не меньше, чем свои котлы и перегонные кубы. Каждую свободную минуту я стараюсь проводить в их очаровательном обществе. У всякого человека есть свои слабости, синьор. И нет ни одного любителя этих благородных цветов, с которым я не состоял бы в переписке. Меня извещают о всех новинках и порою я радуюсь, как ребенок, новому еще, невиданному цветку.

— В самом деле, они очень красивы, ваши любимцы! — воскликнул Виантес с неподдельным энтузиазмом. — Собирать редкие цветы — прекрасное занятие, и, хотя я совершенный профан, но вполне понимаю вас. Но, увы, я бедный человек и не могу тратить деньги на эти дорогие игрушки. Ваша оранжерея прелестна, сэр, особенно — этот цветок.

— А, вы как раз нашли перл всей моей коллекции. У вас тонкий вкус, синьор. Эта орхидея из семейства Gynandria Manandria. Ее родина Южная Африка и, насколько мне известно, в Европе есть только один ее экземпляр, вот этот. Мне он нравится больше, чем epiphytes, признанные красивейшими орхидеями в мире. А это Cipripedium, «Венерин башмачок». Если позволите…

Говоря это, лорд Райбэрн протянул руку к белой грозди, но вдруг поскользнулся и неловким движением обломил ветку редкого цветка, с которой свешивалась тяжелая гроздь цветов с чашечками, точно вызолоченными внутри. Лорд тревожно нагнулся за нею, как мать над постелью больного ребенка.

— Ах, как жаль! — воскликнул он и выражение внутренней боли исказило его черты. Какая неосторожность! Лучший цветок… Моя маленькая святыня…

Он поднял гроздь чудесных цветов, трепетавших, как прекрасные экзотические бабочки и, скрыв невольный вздох, продел их в петлицу фрака своего гостя.

— Примите этот маленький знак уважения, как эмблему примирения между нами. Этим цветком в петлице может гордиться сам король.

Виантес поклонился и последовал за лордом в лабораторию.

— Прошу вас, садитесь, — сказал лорд, — в нашем распоряжении часа два, — нам не будут мешать. Я распорядился об этом, как вы просили в своем письме. Никто не знает о вашем присутствии, кроме моего ассистента, но я его послал в город, и он вернется только к пяти часам. Таким образом, ваше посещение обставлено всей подобающей ему таинственностью. Но я уверен, что со временем эта встреча и примирение двух научных противников станет исторической.

— Я очень благодарен вам, — пробормотал Виантес. — Мой визит к вам говорит сам за себя. Я надеюсь, что вы его правильно истолковали.

— Прекрасно. Чем могу быть вам полезен?

Испанец минуту молчал, точно собираясь с мыслями.

— Я буду говорить совершенно откровенно, милорд, — сказал он. — Я явился сюда, чтобы взглянуть на тот знаменитый бриллиант, над которым вы намерены производить ваши эксперименты. Это не секрет, так как научные журналы писали о нем уже месяц назад. Насколько я понял, вы объявили, что уничтожите маленькую трещину в дивном, редком камне путем замораживания его. Вы хотите поместить его в среду, имеющую температуру ниже нуля на…

— Совершенно верно. Но я еще не приступил к опыту и не могу еще определенно ручаться за его результат. Но, во всяком случае, я имею все основания надеяться на удачный исход.

— Я слышал, что это очень ценный камень.

— Чрезвычайно ценный. Его оценивают в двадцать тысяч фунтов стерлингов. Если опыт удастся, он будет стоить в три раза больше, если, нет… он навсегда останется с трещиной.

— Но, по-моему, существует

--">