В. Бирюк - Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Бирюк В.
Зверь лютый Книга 32. Птенцы

Зверь лютый

Книга 32. "Птенцы"

Часть 125 "По морям, по волнам. Нынче здесь, завтра...".

Глава 631

-- На кормиле! Две риски под ветер. Махальщик, на хвосты: увеличить промежность.

Стошестидесятитонный трёхмачтовый парусник с мощным гиком на бизань-мачте и крупной кириллической надписью на борту "Чёрный Шилохвостъ" чуть изменил курс. Два его систершипа, "Серый" и "Крапчатый", шедшие в кильватер, взяли рифы на парусах и начали отставать, увеличивая дистанцию между кораблями в колонне. Юный адмирал в кафтане с погонами младшего сотника флота Всеволжска поднял голову и внимательно посмотрел на паруса бизани.

При приведении к фордевинду судно сильно рыскает, тяжело удерживается на курсе. Для уменьшения рыскливости необходимо вовсе убрать все паруса бизани и даже брать на гитовы и гордени второй грот. В этом случае кливера, хотя и не работают, будучи закрыты задними парусами, но должны оставаться, так как много помогают направлять нос судна на фордевинд и сглаживать рыскливость.

"Любой сумеет править кораблем,

Когда на море штиль.

Но тот, кто хочет

Командовать им в плаванье опасном,

Обязан знать, какие паруса

В погожий день, какие - в бурю ставить".

Воевода э-э-э... в смысле - князь Иван, как-то о таком говорил. Даже на модельке показывал. Но на Волге не было места проверить, а здесь - не было случая. Как-то быстро всё, "с марша в бой". Ничего, разберёмся. Лишь бы "нахлебники" не помешали.

Отсендиный Дик бросил взгляд на шканцы. Опять они вылезли!

Хуже нет высокопоставленных особ на корабле! Даже хуже, чем бабы. То им покажи, то им расскажи, то им дай подёргать... Понятно, конечно: первый поход, первый бой, такие трёхмачтовые красавцы строем... Им, вишь ты, надо лично оценить и поспособствовать. Типа, вскипанию боевого духа и укоренению морских умений. Бар-раны сухопутные! Но, факеншит, высокопоставленные. Разъедрить их кормилом промеж ушей!

Пришлось спрятать раздражение, разгладить складки под поясным ремнём и изобразить вежливую улыбку:

-- Господин князь, господа бояре. Прошу всех незамедлительно спуститься на первый поверх. Здесь небезопасно.

Последнее было лишним. Роман Подкидыш гордо задрал нос, намереваясь "вправить мозги" сопляку-наглецу, который его, светлого князя, в чулан под палубой посылать вздумал. Но Аким Рябина его опередил:

-- Ты, дитятко, ещё мне указывать будешь! Опасно, вишь ты. Понапридумывали всяких глупостей. "Кто в море не бывал - тот богу не молился". Страх - в бою. А тут что? Водица.

"Тот кто рождён был у моря,

Тот полюбил навсегда...".

А кто был рождён у речки Невестинки в лесной глуши? - Тоже полюбил. Эту морю. В хвост и в гриву. Поскольку Родина сказала: "полюби". И ты её... морю-морюшку... Ну, или она тебя.

Аким упрямо топал по крутому трапу наверх, на ют. Дику пришлось посторониться. Следом поднялся и Подкидыш со своей неизменной троицей: бывший кормильц Боброк, его главный советник, поп Симеон, сбежавший из Новгорода с волынцами, и Федор Тусемкович, киевский боярин, три года назад сопровождавший Подкидыша во время его прорыва из Киева в Новгород, а полгода назад - во время прорыва из Новгорода в Саксин, выдвинувшийся за время "Саксинского сидения" в ближники князя.

На юте как-то сразу стало тесно. И не то, чтобы "нахлебники" были очень толстыми, но места занимали много, более всего - своей бестолковостью, неуместностью. Лишнестью.

Дик поднял подзорную трубу, отвернулся к борту, скорчив в морской горизонт злую морду, и собрался сделать вид, что непрошеных гостей здесь и вовсе нет.

Однако же Аким Янович Рябина никогда не позволял окружающим игнорировать факт своего присутствия. Отодвинув с дороги растерявшегося мальчишку-сигнальщика, он, подобрав полы длинной шубы, по-хозяйски уселся на правом рундуке, поелозил, устраиваясь поудобнее, и потребовал:

-- Ну. Ты бы, вьюноша, рассказал бы. Чего тама в трубке твоей видать. А то очи мои на службе поослабли.

Быть невежливым с Рябиной не только неумно, учитывая его влияние и в Саксине, и во Всеволжске, но и непристойно. Мало того, что Аким старше и славами увенчан, так и в делах Саксинских многих даже и от смерти спас.

Старый Рябина весьма достоин уважения. А уж доброго ответа - тем более.

Дик тяжело вздохнул, вспомнил, что и Воевода с Рябиной старался не спорить. --">