Григорий Игнатьевич Пятков - Антициклон

удерживало от этого. Наконец он выдохнул из себя с безнадежной решимостью:

— На кой вона мне стилько-то?

— Тебе виднее, — сказал Погожев.

— Та шо там «виднее». Мы тэж, як Витюня, удвох с жинкой живем. Мне и... двадцати хватит. — И, видимо спохватившись, что такой куш скумбрии безвозвратно ускользает от него, вдруг замялся, отвел глаза в сторону и уже тише добавил: — Ну, може ще с десяток и досвыд... Мне чужое не треба...

— Смотрите, братцы, какой у нас Леха сознательный! — притворно изумился Витюня. — Хоть бери и срочно ему в коммунизм путевку выписывай.

— Давайте так, — перебил Витюню Погожев, — кому сколько нужно, чтоб угостить свежей скумбрией родню, пусть тот столько и возьмет. Остальную — на приемку.

— Словом, как при коммунизме, — дополнил Витюня.

Погожев поднялся на спардек к Осееву. Следом за ним на ходовом мостике появился Леха.

— Ну что, Леха, так и не хватило у нас пороху не то что на цветной телевизор или на холодильник, но и на гармошку, что обещана за третье место, — сказал Осеев, окинув взглядом Леху, все еще окончательно не пришедшего в себя после дележки мугана.

— Не гармошка, а баян, — поправил Леха, переступив с ноги на ногу.

— Один хрен, все равно не наш.

— Так ще же на лову не вечер, кэп, — сказал Леха и неуверенно улыбнулся. Солнечный свет глубоко проникал в его карие глазки и зажигал в зрачках золотые искорки.

Погожев с Осеевым переглянулись: мол, смотри-ка, наш-то Леха как заговорил. А мы думали, что он для рыбацкой жизни человек потерянный.

— Точно, Леха! — согласился с коком Осеев. — Еще не вечер в вашей с тобой рыбацкой профессии. Да и голову нам вешать не от чего — поработали мы на совесть. Так ведь, секретарь?

— Очень самокритично, товарищ член партбюро, — сказал Погожев.

Осеев рассмеялся.

— Критика и самокритика у нас еще будет. А сейчас перед нами дом, жена, дети... Леха, что это ты до сих пор ребятней не обзавелся? Какой же моряк без детей...

Сейнер обогнул высокий скалистый мыс. Вдали показался порт с белой башенкой маяка на головке мола. В бухте стояли корабли большие и малые, высились стрелы подъемных кранов, на молу виднелись штабеля ящиков и тюков, а за ними — розоватая колоннада фасада здания морского вокзала. Правее вокзала отчетливо проглядывал верхний этаж правления рыбколхоза «Дружба». И та веранда, на которой они завершали свое бурное собрание перед отходом на путину.

Погожев взял бинокль. Конечно же, это был Гордей Иванович! Председатель, как всегда, дымил «Беломором». Их сейнер он, конечно, заметил сразу же, как они только вышли из-за мыса: обзор моря с веранды великолепный.

Погожев смотрел в бинокль, а мысли его были где-то далеко впереди, в завтрашнем дне. И он их не сдерживал. Пусть бегут, пусть зовут его за собой...

Погожев только сейчас всем нутром своим почувствовал, что путине подходит конец. И не мог понять — то ли радовался, то ли жалел об этом.

Будут новые путины. Будут удачи и огорчения. Будут новые встречи и расставания. Будет небесная синь над головой и яростные ветра штормов. Но они уже никогда не будут такими, как в этот раз. Хотя путина всегда остается путиной.

Примечания

1

Чичо — дядя (болг.).

(обратно)

2

Меня зовут Лина. А как вас зовут? (болг.)

(обратно)

3

Кто такие? (болг.)

(обратно)

4

Быстро! (болг.)

(обратно)

5

Бегите! (болг.)

(обратно)

6

РМС — Союз рабочей молодежи.

(обратно)

7

Пожалуйста, садитесь (болг.).

(обратно)

8

Погода очень хорошая (болг.).

(обратно)

9

Прошлым летом... Здесь хорошо... (болг.).

(обратно)

10

Турук — крупная пеламида.

(обратно)

11

Желаем вам всего наилучшего! (болг.)

(обратно)
--">