Тао Юаньмин , Мэн Хаожань , Бо Цзюйи - Китайская классическая поэзия в переводах Л .Эйдлина

идут на ущерб...^[27]

Однажды к нам гость

Из далеких прибыл краев

И передал мне

привезенное им письмо.

В начале письма —

как тоскует по мне давно,

И далее всё —

как мы долго в разлуке с ним.

Письмо положила

в рукав и ношу с собой.

Три года прошло,

а не стерлись эти слова...

Что сердце одно

любит преданно на всю жизнь,

Боюсь, господин,

неизвестно тебе о том.

ВОСЕМНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Однажды к нам гость

из далеких прибыл краев

И передал мне

он узорчатой ткани кусок:

Меж нами легло

десять тысяч и больше ли,

Но давний мой друг

все же сердцем своим со мной.

В узоре чета

юань-ян, неразлучных птиц.

Из ткани скрою

одеяло «на радость двоим».

Его подобью

ватой — нитями вечной любви.

Его окаймлю

бахромой — неразрывностью уз.^[28]

Как взяли бы клей

и смешали с лаком в одно, —

Возможно ли их

после этого разделить!

ДЕВЯТНАДЦАТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Ясный месяц на небе —

белый и яркий, яркий —

Осветил в моей спальне

шелковый полог кровати.

И в тоске и печали

глаз я уже не смыкаю

И, накинув одежду,

не нахожу себе места...

У тебя на чужбине

хоть и бывает радость,

Ты бы все-таки лучше

в дом наш скорей вернулся.

Выхожу из покоев,

долго одна блуждаю:

О тоске моей мысли

разве кому перескажешь?..

И, вглядевшись в дорогу,

снова к себе возвращаюсь.

Тихо падая, слезы

платье мое орошают.

Тао Юань-мин^[29]

В ГОД ГУЙМАО^[30] РАННЕЙ ВЕСНОЙ РАЗМЫШЛЯЮ О ДРЕВНЕМ В МОЕМ ДЕРЕВЕНСКОМ ДОМЕ

Учителем нашим^[31]

такой был завет оставлен:

«Печальтесь о правде,

пусть вас не печалит бедность»...

И взор поднимаю,

но тех высот не достигну, —

Хочу одного лишь,

к трудам стремлюсь неустанно.^[32]

Вот взял я мотыгу

и рад крестьянским заботам.

Довольной улыбкой

вселяю в пахаря бодрость...

И ровное поле

обвеял далекий ветер,

И крепкие всходы

уже набухают новым.

Хотя еще рано

подсчитывать доблесть года,

Но даже в работе

нашел для себя я счастье.

Пашу или сею —

и отдыху знаю время.

Случайный прохожий

не спросит меня о броде.^[33]

А спрячется солнце,

все вместе домой уходим.

Там полным кувшином

порадую я соседа.

Стихи напевая,

дощатую дверь прикрою...

И, кажется, стал я

простым хлебопашцем тоже.

НАПИСАЛ В ДВЕНАДЦАТЫЙ МЕСЯЦ ГОДА ГУЙМАО, ДАРЮ ДВОЮРОДНОМУ БРАТУ ЦЗИН-ЮАНЮ

Укрыл я следы

за бедной дощатой дверью.

Уйдя далеко

от мира, порвал я с ним.

Вокруг погляжу,

никто обо мне не знает.

Простая калитка

захлопнута целый день...

Холодный, холодный

к вечеру года ветер,

И сыплется, сыплется

круглые сутки снег.

Я слух приклоняю —

ни шороха и ни скрипа,

А перед глазами

чистейшая белизна.

Дыхание стужи

проникло в мою одежду.

Корзина и тыква

мне реже служат теперь.^[34]

И бедно, и тихо,

и пусто в моей каморке,

Здесь нет ничего,

что бы радость давало мне.

И только читаю

тысячелетние книги,

Все время, все время

вижу подвиги старины.

До нравов высоких

не в силах моих добраться:

Я едва научился

твердо бедность переносить.^[35]

И если Пинцзиню

даже следовать я не буду,^[36]

Разве жизнь на приволье

не разумней всего, что есть?

Спрятал я свои мысли

в стороне от сказанной речи,^[37]

И к тебе эти строки

разгадать не сможет никто!

В ГОД ЦЗИЮ,^[38] ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ ДЕВЯТОГО МЕСЯЦА^[39]

Так исподволь тихо

осень пришла к концу —

И зябкая дрожь

от ветра и от росы.

У вьющихся трав

той яркости прежней нет.

Деревья в саду

пусты — облетела --">