Автор неизвестен - Проделки Праздного Дракона

в огромные циклы (например, о судье Бао, Хай Жуе). Многие повести в собраниях Фэна и Лина восходят к реальным судебным историям, изложенным в старых книгах-судебниках эпох Тан и Сун. Казусы из таких судебников (примером может служить известная книга «Сопоставление дел под сенью дикой груши») легли в основу последующих литературных сюжетов. Истории жанра гунъань — образец хорошо разработанного в сюжетном отношении повествования с затейливой интригой. Примером могут служить та же история о стряпчем Суне и другие, представленные в книге.

Важной особенностью многих повестей является тесное сплетение реального и ирреального в одном повествовании, что также подчеркивает необычность и неожиданность истории, то есть ту «удивительность», которая составляет сердцевину занимательной интриги. Огромная роль волшебного, сверхъестественного — дань традиции, отражавшей миросозерцание людей. Художественный метод литераторов той поры подразумевал такое «вполне естественное» слияние реального и волшебного, правды с вымыслом в одном повествовании. Об этом, конечно, прежде всего свидетельствуют чисто волшебные рассказы. Однако ирреальное столь же часто присутствует во вполне реалистических сюжетах, в которых оно играет роль своего рода литературного приема. С такой художественной условностью мы сталкиваемся в бытовых по своему характеру историях. В повести о стряпчем Суне служанке Инъэр вдруг является дух хозяина, хотя вся ситуация вполне реальна. Появление духа подчеркивает необычность ситуации. Судье Бао видится сон с загадкой. Это, конечно, также чистое волшебство (хотя сам по себе вещий сон может быть и «реален»), но в еще большей степени это и художественная условность. В «судебной прозе» элемент волшебного часто несет литературную нагрузку: с его помощью и ныне разрешаются те сюжетные коллизии, которые еще на заре становления жанра не могли быть разрешены иными (реалистическими) средствами. Кроме того, сверхъестественное подчеркивает ту загадочность, таинственность и даже мистичность, которую автор пытается поселить в своем произведении, дабы сделать его максимально интересным. Отсюда, в частности, и вещие сны в сюжете, и видения («Сожжение храма Драгоценного Лотоса»). Все эти, по существу, литературные приемы призваны играть роль «двигателя» сюжетного действия — его spiritus movens.

Именно такой пружиной сюжетного действия является элемент сверхъестественности в повести «Золотой угорь». Конвойный Цзи Ань поймал в пруду странного угря, который говорит человечьим голосом. Жена конвойного разделывает угря, и с этого момента начинаются злоключения семьи, которые, кстати сказать, носят вполне реальный характер. Причудливое переплетение волшебного и реального мы видим в «Повести о Белой змейке», «Мести лиса» и других произведениях. Элемент волшебного в сюжете усиливает эффект его занимательности.

Старая повествовательная проза Китая и городская повесть как часть ее предназначались для легкого чтения, однако сводить все ее особенности лишь к развлекательности было бы ошибкой. Во всяком случае, сами авторы, как и многие литераторы той поры — почитатели этой литературы, всегда старались развеять ходячее представление о повестях как об этаких «беседах после чая». Они всячески подчеркивали именно «серьезный» характер своих произведений, видели в них литературу, призванную не только доставить людям удовольствие, но и, главное, чему-то их научить. Как и Боккаччо, литераторы заостряли внимание на «учительной стороне» (А. Н. Веселовский) повестей. Они хотели, чтобы читатели видели в этой литературе большой и глубокий смысл, лишь прикрытый снаружи пестрыми и затейливыми одеждами занимательности. Эту черту выразил автор предисловия к «Слову вечному, мир пробуждающему» — некий Отшельник Кэ-и, которым, как сейчас считается был сам Фэн Мэнлун. Он писал, что истории, подобные тем, с которыми читатель познакомился в «Троесловии», способны «пробудить» человека, погруженного в дурной сон или «пьяный морок». Он и другие литераторы писали об огромной силе воздействия Слова, способного лечить людей, как лечат больного с помощью лечебных игл. И не случайно один из поклонников демократической прозы литератор Цзинь Шэнтань говорил, что, читая подобные книги, «следует обмести вокруг пыль и возжечь благовония, дабы проникнуться особым к ним почтением».

Действительно, чисто занимательные истории несут --">