Лев Иванович Кузьмин - Любашин денек

утвердила на широко расставленных
пальцах, подула и, отхлебнув разок-другой, вспомнила:
— В новой-то школе в третью группу пойдёшь. Взрослая
становишься. По этому случаю надо тебе хороший подарок
купить. В магазине я портфели видела, так ужо матери
подскажу.
А Любаша тоже налила себе чаю. Только чашка и блюдце
у неё были голубыми.
— Нет, бабушка. Портфель покупать не надо, я со старым
похожу, а лучше купите мне туфли на каблуках.
— На чём? — так и поперхнулась бабушка.— На какихтаких каблуках?
— Да нет, нет! Не на модных! Не на самых высоких...
А вот на таких. Чтобы я стала чуточку побольше.
И только Любаша собралась объяснить, на каких именно
каблуках ей нужны туфли, как на улице затарахтело, чихнуло
и смолкло под самым окном.
Бабушка и Любаша перевесились через подоконник и
сразу увидели у тёмной калитки мотоцикл с коляской. В седле
мотоцикла никого не было, но в сенях дома кто-то гулко за­
топотал.
И вот в дверь стукнули и, не дожидаясь ответа, вошли.
Вернее, вошёл-то всего-навсего один-единственный человек,
8

•*

но зато это был сам брига­
дир-полевод Иван Романыч
Стрельцов.
Любаша ойкнула. Она
сразу, даже в этих вечерних
сумерках, узнала Ивана Романыча по . его армейской
фуражке,
а
главное — по
голосу.
— Здравия желаю! — так
громыхнул Иван Романыч,
что лёгонькая, сутулая ба­
бушка невольно подскочила
за столом.
— Ну и голосина у тебя,
Иван! Ты ведь не во своёй
армии... Так до смерти на­
пугать нас с Любашей мо­
жешь.
— Это я нечаянно, по
привычке. Дома третий год
живу, а всё, ясно-понятно,
пограничную
заставу
по­
мню,— засмеялся Иван Рома­
ныч и добавил: — Вы что тут
в потёмках сидите?
Бабушка выбралась тороп­
ливо из-за стола, пошарила
по стене, щёлкнула выключа­
телем, и Любаша увидела,
что Иван Романыч с ног до
головы весь седой от пыли.
10

Пыль — на сапогах, на плечах, на лаковом козырьке фураж­
ки и даже на бровях.
Он и сам глянул на свои сапоги, развёл руками:
— Прости, Лизавета Марковна. Прямо с работы...
— Знамо, не с гулянки,— мигом простила бабушка и от­
крыла буфет, сняла с полки третью чашку. С цветочками,
праздничную.
— Садись, чаем угощу. Небось на лугах был? Поклон
от наших
ивёз?
Но Иван Романыч скинул фуражку, быстро и вежливо
наклонил голову:
— Угощаться некогда, а вот поклон тебе, Лизавета Мар­
ковна, привёз, это точно. Только не с лугов, ясно-понятно,
а с поля от ребят-комбайнёров. Приглашаем тебя в бригаду,
в повара.
Бабушка как стояла с чашкой в руках, так и замерла.
— Ты всерьёз?
— Ясно-понятно, всерьёз! — опять кивнул Иван Романыч,
прижал к груди свою армейскую фуражку и торопливо загово­
рил о том, что на полях в Заложье началась уборка; о том, что
хлеба там вызрели — аж звенят! — и комбайнёры поспешают
изо всех сил; да вот, надо же такому случиться — бригадная
повариха заболела, и людей теперь в поле целые сутки кор­
мить будет некому... Если, конечно, не согласится Лизавета
Марковна. Если, конечно, она сама не уважит ребят; а ребятакомбайнёры-то, ясно-понятно, все помнят её замечательную
стряпню ещё с прошлого лета и все, ясно-понятно, ей низё­
хонько кланяются!
Иван Романыч говорил напористей да напористей и всё
ближе да ближе подходил к бабушке. А бабушка отступала да
отступала и вот села на лавку у самой стены:
— Ох, не знаю, Иван, не знаю...
11

— Бабушка, соглашайся! — пискнула из-за стола дрожащим
от волнения голоском Любаша.
Ей-то самой так захотелось туда, в Заложье, где спелые
хлеба «аж звенят!», что позови Иван Романыч не бабушку,
а её, Любашу, так она бы и секунды не раздумывала, а
подхватилась бы и побежала хоть сейчас вприскочку до самого
Заложья. Она, Любаша, именно о таком вот важном деле
и мечтала всю жизнь и, конечно, вновь тоненько писк­
нула:
— Я тоже согласная...
Но шумный, большой, занявший собою чуть не пол-избы
бригадир на Любашу и не взглянул, а бабушка её голоса будто
и не слыхала.
Бабушка сама до того разволновалась, до того разволно­
валась, что так вот и сидела с чашкой в руках и всё глядела
в чашку, словно ответ на вопрос был написан где-то там,
на самом донышке.
— На одни сутки, сказываешь?
— На одни...— поспешно кивнул Иван Романыч.— Туда и
обратно в собственной карете домчу.
— Ну, ежели так...— вздохнула бабушка и поставила чашку
на стол.— Ну, ежели так, --">