Михаил Юрьевич Лермонтов - Бэла. Максим Максимыч

странно, мне показалось, что они гораздо выше,
чем
у нас на севере. По обеим сторонам
дороги торчали голые, черные камни; койгде из-под
снега
выглядывали кустарники,
но ни
один сухой листок не шевелился, и
весело было слышать среди этого мертвого
сна
природы фырканье усталой почтовой
тройки и неровное побрякивание русского
колокольчика.
—■

я.

Завтра будет

славная

Штабс-капитан

погода!

отвечал

не

ни

указал і мне пальцем на высокую
нимавшуюся прямо против нас.
Что ж это?
спросил я.
—

—

—

—

сказал

слова

гору,

и

под-

—

Гуд-Гора.
Ну так что
Посмотрите,

И в
бокам

самом
ее

на

ж?
как

деле,

ползали

вершине
черная, что на
а

—

курится.

Гуд-Гора курилась; по
легкие
струйки облаков,

лежала
темном

черная
небе

туча,
она

такая

казалась

пятном.

Уж

различали
почтовую
станцию,
окружающих ее саклей,
и
перед
нами
мелькали
приветные
огоньки, когда
пахнул сырой, холодный ветер, ущелье загудело, и пошел мелкий дождь. Едва успел
мы

кровли

и

бурку,

как повалил снег. Я с блапосмотрел на штабс-капитана...
Нам
придется
здесь
ночевать,
сказал
он с досадою:
в такую метель через
горы не переедешь. Что? были ль обвалы
на Крестовой?
спросил он извозчика.
'
Не было, господин,
отвечал
осетинизвозчик:
а висит
много, много.
За неимением комнаты для проезжающих
на
станции, нам отвели ночлег в дымной
сакле. Я пригласил своего спутника выпить
вместе стакан чая, ибо со мной
был чугунный чайник
единственная
отрада моя в
путешествиях по Кавказу.
Сакля
была
прилеплена
одним
боком
к
скале;
три
скользкие,
мокрые
ступени
вели к ее двери.
Ощупью вошел я
и наткнулся на корову (хлев у этих людей заменяет лакейскую). Я не знал, куда деваться:
тут блеют овцы, там ворчит собака.
К счастию, в стороне блеснул тусклый свет
и помог
мне найти другое отверстие наподобие двери. Тут открылась картина довольно
занимательная: широкая
сакля, которой
крыша опиралась на два закопченные столба, была полна народа. Посередине трещал
огонек, разложенный на земле, и дым, выталкиваемый обратно ветром из отверстия
в крыше,
расстилался вокруг такой густой
пеленою, что 'я долго не мог осмотреться;
у огня сидели две старухи, множество, детей
и один худощавый грузин, все в лохмотьях.
я

накинуть

гоговением
—

—

—

—

—

—

—

—

—

12

Нечего было делать, мы приютились у огня,
закурили трубки, и скоро чайник зашипел
приветливо.

люди!

Жалкие

—

тану, указывая
которые молча
остолбенении.

наших
нас

на

Преглупый народ!

—

верите
ни

я
штабс-капигрязных хозяев,
смотрели в каком-то

сказал

—

на

к

мере

отвечал
он.
Поли? ничего не умеют, не способны
какому образованию! Уж по крайней

наши

разбойники,

—

—

кабардинцы

чеченцы,

или

голыши, зато

хотя

башки,

отчаянные

у этих и к оружию никакой охоты нет:
порядочного кинжала ни на одном не увидишь. Уж подлинно осетины!
А вы долго были в Чечне?
Да. я лет десять стоял там в крепости
с ротою, у Каменного Брода,
знаете?
Слыхал.
а

—

—

—

—

Вот, батюшка,

—

ворезы;
вало,

нынче,

на

где-нибудь
чуть

лит:

аркан

на

лодцы!..
—

ний?

сто

нам

отойдешь

шагов

много

сказал

я,

с

вами

было

подстрекаемый

голо-

эти

богу, смирнее,
за

быуж
караулибо
А моа

вал,

косматый дьявол сидит и
зазевался, того и гляди
шее, либо пуля в затылке.

А, чай,

—

надоели

слава

—

приключелюбопыт-

ством.
—

Как

Тут

голову

он
и

не

бывать! бывало...

начал щипать
левый ус, повесил
призадумался. Мне страх хотелось

13

вытянуть из него
какую-нибудь историйку,
желание, свойственное всем путешествующим и записывающим
людям.
Между
тем чай поспел; я вытащил из чемодана два
—

походные

стаканчика,
налил
и
поставил
перед ним. Он отхлебнул и --">