Туве Марика Янссон - Том 3

обы­
денной жизни от гениев — одни неприят­
ности, но сам я, по крайней мере, от этого
никаких неудобств не испытывал).
Удивительное дело — расположение
звезд! Родись я на несколько часов раньше,
я бы мог стать заядлым игроком в покер,
а все те, кто родился на двадцать минут
позже, почувствовали бы настоятельную не­
обходимость вступить в Добровольный ор­
кестр хемулей (папы и мамы должны быть
очень осторожны, производя на свет детей,
и я рекомендую каждому и каждой из них
сделать предварительные и самые точные
расчеты).
Одним словом, когда меня вынули из
сумки, я трижды чихнул совершенно опре­
деленным образом. Уже одно это могло
кое-что да значить!
Хемулиха, приложив печать к моему
хвосту, заклеймила меня магическим числом
«тринадцать», поскольку до того у нее в
доме уже обитало двенадцать подкидышей.
Все они были одинаково серьезные, послуш­
ные и аккуратные, потому что Хемулиха,
14

к сожалению, чаще мыла их, нежели при­
жимала к сердцу (солидной ее натуре недо­
ставало некоторой тонкости чувств).
Дорогие читатели!
Представьте себе дом муми-троллей, где
все комнаты одинаково квадратные, выкра­
шенные в один-единственный коричневато­
пивной цвет и расположены все в строгом
порядке: одна за другой! Вы говорите: не
может быть! Вы утверждаете, что дом муми-троллей должен быть полон удивитель­
нейших уголков и потайных комнат, лестниц,
балкончиков и башен! Вы правы. Но только
не дом подкидышей! Более того, в этом доме
никому нельзя было вставать ночью, чтобы
поесть, поболтать или прогуляться! Даже
выйти по малой нужде было не так-то просто.
Мне нельзя было приносить с собой в
дом маленьких зверюшек и держать их под
кроватью! Я должен был есть и умываться
в одно и то же время, а здороваясь, держать
хвост под утлом в сорок пять градусов. О,
разве можно говорить об этом без слез?!
Часто я останавливался перед маленьким
зеркалом в прихожей и, обхватив мордочку
лапками, глубоко заглядывал в собственные
печальные голубые глазки, в которых пытал­
ся прочитать тайну своей жизни, и, вздыхая,
произносил: «Один как перст. О жестокий
15

мир! О жалкий жребий мой!» И повторял
эти горестные слова до тех пор, пока мне
не становилось чуточку легче.
Я был одинок, как это часто бывает с
муми-троллями, наделенными своеобразны­
ми дарованиями. Никто меня не понимал,
а сам себя я понимал еще меньше. Разу­
меется, я сразу заметил разницу между
собой и другими муми-троллями. Разница

эта состояла главным образом в их жалкой
неспособности удивляться и изумляться.
Я же мог, например, спросить Хемулиху,
почему все на свете так, как есть, а не иначе.
Î6

— Хорошенькая была бы тогда картин­
ка, — отвечала мне Хемулиха. — А разве
так, как сейчас, плохо?
Она никогда не давала мне вразумитель­
ных объяснений, и я все больше и больше
убеждался в том, что ей попросту хотелось
отвязаться от меня. Хемули никогда не за­
дают вопросов: что? где? кто? как? Я же
мог спросить Хемулиху:
— Почему я — это я, а не кто-нибудь
другой?
— То, что ты — это ты, — несчастье
для нас обоих! Ты умывался? — так обыч­
но отвечала она на мои важные вопросы.
Но я продолжал:

— А почему вы, тетенька, — хемулиха,
а не муми-троллиха?
— К счастью, и мама, и папа мои были
хемулями, — отвечала она.
/7

— А их папы и мамы? — не унимался я.
— Хемулями! — восклицала Хемули­
ха. — И их папы и мамы были хемулями,
и папы и мамы этих хемулей — тоже хе­
мулями и так далее и так далее! А теперь
иди и умойся, а то я уже нервничаю.
— Как ужасно! Неужели этим хемулям
так никогда и конца не будет? — спраши­
вал я. — Ведь были же когда-нибудь са­
мые первые папа с мамой?
— Это было так давно, что нечего этим
интересоваться, — сердилась Хемулиха. —
И, собственно говоря, почему нам должен
настать конец? (Смутное, но неотвязное
предчувствие говорило мне, что цепочка пап
и мам, имеющих отношение ко мне, была
чем-то из ряда вон выходящим. Меня ни­
чуть не удивило бы, если бы на моей пеленке
была вышита королевская корона. Но —
ах! — что можно прочитать на листе га­
зетной бумаги?!)
Однажды ночью мне приснилось, что я
поздоровался с Хемулихой неправильно,
держа хвост под углом в семьдесят граду­
сов. Я рассказал ей об этом и спросил,
рассердилась она или нет?
— Сны — ерунда, — изрекла --">