Марат Нигматулин (Московский школьник) - Теперь всё можно рассказать. Том третий. Последняя глава

друг друга никого из них не тяготило. Это были люди ко всему привычные, не склонные к сантиментам и удивлению. Комфорт был для них явлением абстрактным и малопонятным. Им было нормально, что рядом присутствует практически посторонний человек, с которым тебя ничего, кроме дела, и не связывает.

Оба они не были склонны к болтливости.

В наших семьях, среди обывателей часто бывают люди, которые судачат без остановки, а если кто-то не готов по тридцатому разу обсуждать, как выросли на даче огурцы, начинают смертельно обижаться и думают, что их не уважают.

На самом деле всё это порождается праздностью и ещё смутным пониманием того, что говорить с самыми близкими людьми тебе не о чем. Семейные праздники у нас очень хорошо это показывают. Люди готовы обсуждать любую чушь, потому что как только все перестают её обсуждать, повисает странная тишина и все как бы задаются вопросом: что я здесь делаю? кто эти посторонние люди?

К сожалению, в семьях у нас часто растут болтливые и вечно обиженные люди, которым только и нужно, чтоб все подтверждали их значимость и ценность, люди недоверчивые, склочные, склонные разводить скандальна ровном месте и щепетильно заботящиеся о своём личном пространстве. Они также часто слишком много рефлектируют и пытаются понять, что о них думают окружающие.

Всё это было Меленьке и Женечке чуждо.

Эти люди не привыкли ни много говорить, ни много думать.

Меля обычно молчала и старалась ничего не говорить. Ей с детства казалось, что слова вообще по большому счёту излишни. Достаточно только раз увидеть этот мир, чтобы понять, что слова ему не нужны. Всё и так ясно как божий день. Если же человек тупой не понимает, разговаривать с ним бесполезно. Если надо объяснять – то не надо объяснять.

Если Мелю все же заставляли говорить, она всегда делала это будто нехотя. Она не говорила, она выплевывала слова. Привычки много говорить у неё не было.

Её жизнь была слишком тяжела, а окружение настолько безразлично, что она ещё в детстве поняла, что говорить надо как можно меньше. Говорить – значит возникать и вякать. А это не нужно. Тем более, когда твои страдания слишком велики, а люди не в силах их понять, – со временем научаешься говорить мало. Какой смысл грузить людей своими проблемами? Даже от их редких и неумелых утешений тебе легче не станет.

Меля не любила истерики. Она предпочитала молчать.

Она привыкла экономить слова.

Думать Меля тоже не любила. Если товарищи просили её высказать своё мнение или рассказать о чем-то или теоретически обсудить проблему, она это делала без труда, но в целом она не анализировала мир. Все её действия совершались на автомате.

Мысль Мели ворочалась медленно, а вот решения она принимала мгновенно. Рассуждать она могла лишь на заданную тему, когда кто-то спрашивал. Иначе она просто не включала мозг.

Она не делала выводов и не судила людей. Она просто наблюдала, а окружающие люди плыли у неё перед глазами, как плывут капли дождя по оконному стеклу. Она даже не замечала их. Её взгляд всегда смотрел сквозь этих людей, никогда не задерживался на них. Они значили не больше, чем предметы мебели для человека, который не привык обращать внимания на интерьер.

Женя был человеком того же пошиба, что Меля. Как и она, он был лишён и суждений, и сомнений. Он никогда не пытался вынести из окружающей действительности моральных выводов. Сомнений он тоже не ведал.

Как и герой известного японского мультфильма, он всегда делал то, что ему говорят.

Женя был среднего роста, с типичными будто-славянскими чертами лица: небольшой нос, покатый подбородок, тонкие губы, мелкие карие глаза. Лицо у него было крупное, овальное, скулы мощными, высокими и широкими, а вот все остальные черты лица были миниатюрные, почти девичьи.

У него были широкие плечи, мощный зад, толстые мускулистые икры и пивной живот. Его смуглая кожа выдавала в нем некие южные черты.

Женя и Меля чувствовали себя прекрасно вместе. Они почти не разговаривали, но каким-то чудесным образом всегда понимали, что нужно другому из них. Они ладили, никогда не ругались (отчасти потому, что то

--">