Марат Нигматулин (Московский школьник) - Теперь всё можно рассказать. Том третий. Последняя глава

бороться против врагов нации. А кто наши главные враги? Правильно – микки-маусы! Значит, против них и их союзников бундесов и лягушатников и надо бороться. А что правые? Они только таджиков резать могут!» – рассуждала Меля на этот счёт.

Проблема ультраправых была в том, что они оказались слишком культурными, слишком образованными, слишком европеизированными для такого человека, как Меля.

Сначала это касалось только бонов. С ними Меля ругалась постоянно, пока была в правом движе.

Один раз в Ростове она вдвоём со своей подругой решила накрыть боновский концерт.

Боны думали, что девушки слишком хрупки, и хотели их избить и изнасиловать. Одного из этих нациков Меля отправила на тот свет при помощи бритвы. Она ловко перерезала ему горло.

Боны были ей ненавистны.

Для неё это были не крутые правые убийцы, а просто глупые дети. Маленькие глупые дети, которые начитались правой белиберды в Интернете, наслушались шведских и норвежских рок-групп и решили, что главная бела в России – таджики.

Они возомнили, что они – белая раса. А самом деле англикосы и микки-маусы презирают их, считают восточными варварами, но те всё равно уверены, что они белые и могут считать себя европейцами.

На самом деле это был глупые дети, которые повелись на примитивные сказки про «белую Европу».

Меля ненавидела их. Ненавидела она их за то, что они давно уже изменили своей родине, называли своих соотечественников русаками и орками, любили Украину и полк «Азов», а вдохновение искали на дальнем Западе, – в Англии, США и Скандинавии.

Меля ненавидела этих парней. Они носили тяжёлые ботинки, пили пиво, резали таджиков, мерились брендовыми шмотками, спорили о каких-то непонятных гаплогруппах, генах, расах, о том, что Гитлер освобождал Россию от большевизма.

Она не понимала их. Она не знала, что такое гаплогруппы и вообще отрицала существование генов. Ей нравился Лысенко.

Она не понимала и не принимала всех этих сказок про «единую белую Европу». Микки-маусов она ненавидела. В её понимании единственное, чего заслуживали американцы и европейцы, – это была ядерная война.

Она страстно мечтала, что все европейцы с их белой расой, с их хюгге, смузи, с их Индии-роком и прочей дребеденью, – в один день погибли в страшных муках.

Чего ей хотелось взамен?

Ей хотелось, чтобы всё было как надо. Чтобы Россия разрослась и здесь установился режим подобный северокорейскому, чтобы в тюрьмах и дальше насиловали, все девушки становились либо матерями, либо монахинями, все парни – либо военными, либо трудягами.

Ей хотелось, чтобы люди вкалывали на заводах и шахтах, а каждая семья сдавала свою норму произведённого на дому пороха на нужды армии. Чтоб заключённые батрачили до остановки сердца, а руководство страны ходило в военных мундирах.

Ей хотелось, чтоб все дороги в стране были грунтовые, а люди жили в лучшем случае в коммуналках, а то – всё больше в бытовках, землянках, избушках.

Ей хотелось, чтоб в школе половину учебного времени отдавали на латынь и греческий, автомобили как последнюю роскошь передавали из поколения в поколение, самоубийство было социальной нормой, и чтоб все люди были патриотами.

Ей хотелось, чтоб жениться и выходить замуж можно было только один раз, а за добрачный секс казнили обоих.

Меля была расистка. Она часто повторяла: «На Земле должно жить не больше пятисот миллионов человек, и все они должны быть русскими, православными и советскими!».

Короче, Меля была девушка традиционная. Она готова была сдохнуть, готова была совершить революцию – ради того, чтобы всё только оставалось как есть.

Когда ультраправые всерьёз заговорили об ассоциации с Европой и стремлении заново обрести «истинно европейские консервативные ценности», – Меля потеряла к ним всякий интерес. И перешла к ультралевым.

Собственно, так Меля и оказалась в составе «Дунайского союза».

***

Хозяйство в квартире на Кадетской улице Женя и Меля наладили быстро. Уже через неделю я приходил к ним

--">